"Эжен Сю. Плик и Плок " - читать интересную книгу автора

кинулся, удаляясь от моей тартаны.
- Бедное дитя! Ты маневрировал, однако, с редким искусством, когда
отвлекал эту тяжелую береговую стражу от мыса Toppe, между тем как я
выгружал контрабанду постриженника. - Худая ночь была для него, Фазильо;
вольно же ему было богохульствовать...
- Бог его и наказал, - прибавил он, смеясь и осушая свой бокал.
- Душой моей матери! Ваша вторая тартана, командир, шла как дорада:
какая легкость! В стакане воды она могла бы дать рей! Увы! что осталось
теперь от этого уютного, красивого корабля? Ничего... кроме нескольких
досок, сломанных или прибитых к утесам.
- Так я подоспел в самую пору, Фазильо?
- О, Боже мой! Командир, я был тогда без грот-мачты, бушприта; три
четверти из моего экипажа были снесены волнами, и мои помпы не выкачивали
более воды; увы! мне надлежало оставить судно, которое, может быть, теперь
уже на дне.
В эту минуту пальба раздалась столь явственно, что Хитано устремился на
палубу, преследуемый Фазильо.
Ночь была совершенно темна, и окаянный, находясь под ветром у люгера
Массарео, стрелявшего с противоположной стороны, мог приблизиться
незамеченным; блеск выстрелов освещал только корпус корабля, по которому
стреляли.
Окаянный, проплыв еще немного, велел погасить огни и лег в дрейф на
полружейного выстрела от береговой стражи, которая палила, палила, и экипаж
которой сбился в кучу на сетке. Явственно слышны были голос Яго и
командование храброго Массарео.
- Клянусь небом! Эти собаки топят кузов другой тартаны, - воскликнул
Фазильо, понизив голос и указывая Хитано на останки бедного судна,
освещаемые каждым залпом и начинавшие погружаться. - Разобьем их, командир,
разобьем!
- Тише, дитя мое, - отвечал окаянный и повел Фазильо в свою каюту, куда
также приказал прийти и Бентеку.
Известно, что после мужественной экспедиции Яго, против судна, не
имевшего никакого другого защитника, кроме невинного быка, - известно, что
возвратясь на борт, знаменитый лейтенант "Раки Св. Иосифа " убедил капитана
Массарео потопить тартану, надеясь через это загладить следы своей лжи.
Его звонкий и крикливый голос особенно отличался на испанском люгере.
- Ну же, смелей! - говорил он. - Бог правосуден, и с помощью его и
моею, мы скоро избавимся от этого дьявола Хитано.
- Как, Яго! - спросил добродушный Массарео. - Вы точно уверены, что
окаянный в числе мертвых?
- Куда же ему деваться, капитан? В такую погоду, кажется, не спасешься
вплавь с утопающего судна. Но послушайте, я хотел порадовать вас, - сказал
Яго, видя, что тартана заметно погружалась в воду. - Я наверное знаю, что
окаянный в числе раненых; ибо я сам его скрутил и связал.
- Ты? - спросил Массарео, с видом более нежели сомнительным.
- Да, я! - отвечал Яго с непонятной дерзостью.
- Яго, если ты можешь мне дать какое-нибудь доказательство сказанного
тобой, то клянусь перстом Сан-Бернарда, таможня и губернатор Кадикса дадут
тебе более пиастров, чем тебе будет нужно для вооружения доброго
трехмачтовика чтобы путешествовать в Мексику.