"Эжен Сю. Плик и Плок " - читать интересную книгу автора

каждое из его судорожных движений. За недостатком же моей кончины, им
нравился и рассказ о моих бедствиях; они находили удовольствие потрясать
каждую струну растерзанного моего сердца, чтобы слышать, какой звук издает
она. Да, когда я, со сверкающими глазами, напряженной от рыданий грудью,
говорил им о смерти моей бедной сестры и о страшных моих проклятиях, при
виде ее мертвой... мертвой навсегда! Они говорили, хлопая в ладони: "Какая
выразительность! - Какой жест! - Как хорошо он сыграл бы Отелло!"
______________
* Египетский крестьянин.

Да, когда я рассказывал о моих битвах за свободу Испании, изгнавшей
меня; когда африканская кровь моя пламенела, душила меня, я опять восклицал
с неистовством: "Свобода! Свобода!"... они говорили: "Поистине, это
прекрасный человек, как хорошо он сыграл бы Брута!"
И потом, насытясь этой душевной пыткой, которой подвергали меня,
распаляя мои воспоминания, они спокойно расходились по делам, по балам или
искали других удовольствий; ибо для них все было сказано: пьеса сыграна.
Тогда я, казалось, пробуждался ото сна и оставался один с другом моим
капитаном корабля, гордившимся мною, как ручным тигром, которого показывают.
- Презренные! - вскричал Фазильо.
- Нет, Фазильо, эти добрые люди ищут развлечений. День так длинен!
Притом же, на что мне жаловаться? Они меня не освистывали, напротив,
рукоплескали. Чего более? Моя жизнь была моей ролью; там, как и везде, все
роль: дружба, храбрость, добродетель, слава, самоотверженность.
- Ох, командир! - сказал Фазильо с прискорбием.
- Все, милый, все! Даже сострадание женщин к бедствию. Вот каким
образом, послушай, Фазильо: я любил женщину, молодую, богатую и светскую.
Однажды вечером, до ее прихода, я прокрался в ее уборную и, скрываясь за
зеркалом, ожидал. Вдруг дверь отворяется и Женни входит с прекрасной
женщиной, также молодой. Вскоре начались признания, и как ее подруга
завидовала моей к ней любви, что Женни отвечала: "И ты полагаешь, что я его
люблю! Нет, графиня, вовсе нет; но он удивляет меня, возбуждает во мне
участие; он пугает, словом, забавляет меня. Как стенания романтического
героя слабы перед его отчаянием! Когда завожу разговор о его прошедших
горестях, моя милая, то бедняжка плачет горькими слезами, и поверишь ли? я
сама растрогаюсь!" - прибавила она, засмеявшись во весь голос.
Видишь, Фазильо, она изменила своим обязанностям, она предалась мне,
дабы заставлять меня выражать попеременно раскаяние, гнев и любовь. Я
сожалел о том, Фазильо. Наливай, милый. Вот за гостеприимство Франции, как
ты говорил; вот за ее свободу. В одно утро мой друг капитан пришел ко мне с
известием, что мое пребывание в Париже готово разжечь пламя бунта в Испании,
и что если я не оставлю в три дня Францию, то меня, может быть, арестуют,
проводят до границы и оттуда... ты понимаешь, Фазильо, что меня ожидало.
Видя мое затруднительное положение, этот добрый человек, только что
получивший в Нанте командование над перевозным судном, предложил мне ехать с
ним вместе. Я согласился, и через десять дней мы были возле Гибралтарского
пролива. Мой добрый друг пожелал зайти в Тангер, где я остался на некоторое
время; там один еврей, Замерих, член одной из наших восточных сект, в
которой я был одним из старшин, уступил мне две тартаны с их экипажем немых
негров; и в добавок тебя, саго mio ; тебя, бедного гардемарина, взятого с