"Теодор Старджон. Летающая тарелка одиночества" - читать интересную книгу автора

- Тут так темно, - боязливо проговорила она и, перешагнув через
гребень бархана, вступила в чернильный мрак лунных теней. Я слышал, как
она отступает все дальше, - туда, где дюна была выше, - и осторожно
ощупывает песок босой ногой. Потом она присела и словно растворилась в
темноте. Я тоже сел на песок, но так, чтобы лунный свет освещал меня.
- Держись от меня подальше! - сердито сказала она из темноты.
Я послушно поднялся и отступил на несколько шагов назад.
- Не уходи! - донеслась из мрака ее тихая мольба. Я немного подождал
и увидел, как из геометрически правильной, четкой тени вынырнула ее белая
рука.
- Туда, - сказала она. - Вон туда. Сядь в темноте. Я хочу... Нет,
только не подходи. Будь просто голосом - и все.
Я сделал, как она хотела, и сел в тени бархана футах в шести от нее.
И тогда она рассказала мне все. Рассказала так, как все было на самом
деле, а не так, как писали об этом газеты.

***

Когда это случилось, ей было, наверное, не больше семнадцати. Однажды
она отправилась погулять в Центральный парк, что в Нью-Йорке. Стояла
ранняя весна, но день выдался необычайно теплым, почти жарким, и на
изрытых, коричневых склонах празднично зеленела легкая пыльца молодой
травы - такая же прозрачная, как изморозь, выступившая на камнях после
сегодняшних ночных заморозков. Но изморозь давно исчезла, растаяла, и
храбрая трава сманила несколько сот пар ног покинуть городской асфальт и
бетон, чтобы немного походить по настоящей земле.
Она тоже поддалась этому зову травы и была одной из тех, кто пришел в
этот день в парк. Просыпающаяся, влажная, насыщенная молодой жизнью почва
удивила ее так же сильно, как чистый, теплый весенний воздух, и ее ноги
очень скоро перестали ощущать надетые на них туфли, тело забыло о платье и
легком пальто, и она впитывала новые ощущения голой кожей. И, определенно,
это был один из тех редких дней, которые способны заставить коренную
горожанку поднять голову, чтобы полюбоваться небом. Именно так она и
поступила.
Но когда она запрокинула голову, то прямо над собой увидела летающую
тарелку.
Она была прекрасна. Она была золотой, но не блестящей, а матовой,
какими бывают недоспелые гроздья Конкорда. Тарелка издавала негромкий
звук, похожий на гармонический аккорд, составленный из двух тонов и
легкого шуршания, похожего на шорох ветра, проносящегося над полем высокой
ржи. Она стригла воздух, как ласточка, то взмывая высоко в небо, то падая
чуть не до верхушек деревьев; она описывала круги, и опускаясь, замирала
на месте, горя на солнце, словно рыба в кристальночистых струях ручья.
Тарелка была очень похожа на живое существо, но кроме естественной грации
и красоты в ней угадывалась и выверенная гармония рукотворной машины,
форма которой тщательно рассчитана, поверхности отполированы, а сопряжения
проверены по самым совершенным лекалам.
Поначалу девушка совсем не удивилась. Летающая тарелка разительно
отличалась от всего, что ей доводилось видеть, и она решила, что это не
может быть ничем иным, как миражем, обманом зрения, оптической иллюзией,