"Алекс Стюарт. Жизнь - это судьба " - читать интересную книгу автора

Но он так и не пришел, а в магазине, где по-прежнему было жарко и
душно, словно повеяло свежим ветерком. Люди в очереди повеселели, оживились,
стали продвигаться быстрее, задерживались у прилавка лишь на несколько
секунд, а затем, зажав в одной руке кружку с чаем, а в другой пирожок с
мясом, спешили наружу, поближе к источнику согревающей музыки.
Когда наконец в полночь наступила пора закрыть магазин, я тоже вышла
наружу. Сперва, после яркого света, я могла различить лишь огоньки сотен
сигарет, которые подобно крошечным фонарикам мерцали во тьме. Потом, когда
мои глаза освоились с темнотой, я увидела лица стоявших возле меня людей -
сосредоточенных, увлеченных и умиротворенных. А из видавшего виды патефона
Рейн лилось сопровождаемое легким потрескиванием шубертовское бессмертное
трио, по неизъяснимой для меня причине музыка звучала в этой обстановке
особенно чарующе. Прелестная мелодия начиналась с "аллегро модерато", а во
второй части проникновенно раскрывали тему скрипка и виолончель. Уверена,
что среди собравшихся здесь людей, с таким упоением слушавших Шуберта, едва
ли хотя бы один из каждых десяти человек когда-нибудь побывал на концерте
классической музыки. И предложи им кто-нибудь в те далекие дни, когда они
были обыкновенными штатскими, пойти на такой концерт, большинство, вероятно,
наотрез отказались бы. Камерная музыка, полагали они, - это только для
высшего общества, слишком уж она утонченная.
Но сегодня ночью они слушали с трогательным вниманием, как
завороженные. Пластинка такая же старая, как и патефон, была настолько
заиграна, испорчена тупыми иголками, что воспроизводимые звуки сильно
отличались от первоначальной записи, тем не менее у мужчин наворачивались
слезы на глазах, а душу обволакивали мир и покой, вообще их состояние трудно
описать словами. Все сидели молча, музыка говорила с ними и за них - я
отчетливо это ощущала. Они столько страдали, пережили ужасы, пытки и
унижения от рук жестоких варваров - тюремщиков, поэтому их переживания
требовали слишком сложных эпитетов. Стоя здесь и всматриваясь в лица бывших
военнопленных, я начала понемногу понимать, какие чувства испытывали они,
слушая заключительную часть "аллегро виваче". Но вот патефон умолк, а
многочисленная публика дружно и глубоко вздохнула. Кто-то проговорил на
настоящем лондонском диалекте:
- Давайте еще, мисс, не останавливайтесь. Это так трогает душу.
Рейн кивнула и поставила новую пластинку. Я узнала увертюру к пьесе
Шекспира "Сон в летнюю ночь" Мендельсона. Сама ли она выбрала или подсказал
Генри, но это была великолепная мысль. Под желтой бирманской луной
гениальное произведение звучало особенно Проникновенно, перенося каждого из
нас в давно забытый мир домовых и волшебников, гномов и одетых во все
зеленое проказников эльфов - в фантастический, воображаемый мир. То была
музыка сказочной страны, которая ласково шелестела опавшими листьями,
поднималась на крыльях бабочек высоко в ночное небо, затем возвращалась на
землю, радостная, изящная, светлая, как осенняя паутинка, на мгновение
расцвеченная радугой. Она возвращала нас в детство. Перед моим мысленным
взором возникали лесные карлики, сидевшие на грибах, которых, как я тогда
верила, можно увидеть, стоит только добраться до того места, где радуга
упирается своими концами в землю.
Я забыла про все свои проблемы, не дававшие мне покоя, перестала
тревожиться относительно возможных инцидентов в магазине; эти люди были не
способны на дурные поступки. Я опустилась на песок, и чья-то рука протянула