"Мэри Стюарт. Девять карет ожидают тебя" - читать интересную книгу автора

"В каком смысле?"
Сияние в его глазах ничего хорошего не выражало. "Я слышал, как папа
сказал. Он сказал..."
"Филипп", - начала я, но мальчик не слушал. Он сначала попытался
перевести слова отца, потом бросил это занятие и процитировал на
французском с бешеной скоростью, которая говорила о свежих и очень живых
воспоминаниях. "Он сказал: "Леон будет вести дела в поместье, ему это
доверить можно. Только Бог может спасти Валми, если отдать его Ипполиту". А
мама сказала: "Но Ипполит должен быть с ребенком, если с нами что-нибудь
случится. За ребенком должен присматривать Ипполит, его нельзя отдавать
Леону". Вот, что мама..." Он резко замолчал и крепко сжал губы. Я
промолчала.
Он снова посмотрел на меня и заговорил по-английски. "Вот, что они
сказали. Это значит..."
"Нет, Филипп, не надо переводить, - сказала я мягко. - Думаю, они не
хотели, чтобы ты это слышал".
"Н-нет. Но я бы хотел все время быть с дядей Ипполитом".
"Ты его любишь?"
"Конечно. Он сейчас в la Grece. Я хотел поехать с ним, - но он меня не
взял".
"Он скоро вернется".
"Все равно долго".
"Все пройдет. А пока я буду присматривать за тобой за него, а дядя
Леон будет присматривать за Вал ми". Я остановилась и посмотрела на
необщительное маленькое лицо. Не хотела быть высокопарной или пробуждать
враждебные чувства в Филиппе, но, в конце концов, я отвечала за его манеры.
Я решила попробовать. "Он все делает хорошо. В поместье красиво, и он
заботится о нем, са se voit. Нельзя быть неблагодарным".
Действительно, этого дядю не в чем было обвинить. Он посвящал Валми
все свое время, всего себя. Все его мужество, не имеющее другого внешнего
выхода, направилось именно на это. День за днем инвалидная коляска
объезжала террасы, сады, теплицы, огороды, гаражи - все места, куда она
могла проехать. И в самом замке везде чувствовалась рука внимательного
хозяина. Ни один план не был слишком масштабен, ни одна деталь - чересчур
мала для его сосредоточенного внимания. Формально Филипп, конечно имел
основания сказать, что в собственном доме он - никто. Но в конце концов ему
всего девять и, более того, он всегда жил в Париже. Дядя и тетя почти
игнорировали его, но сформировавшаяся повседневная рутина вполне обычна для
мальчика в таком положении. Я добавила, не вполне уверенно: "Нельзя найти
опекуна лучше".
Филипп полностью отгородился от меня, отодвинулся, сказал очень
вежливо "Нет, мадмуазель", - и отвернулся. И я поняла, что ничего не могу
сделать с этой, казалось бы, немотивированной неприязнью.
Но к концу второй недели моего пребывания в Валми ситуацию мне, так
сказать, прояснили. Мы с Филиппом как обычно в пять тридцать спустились в
маленький салон. Ровно в шесть мадам нас пунктуально отпустила, но
неожиданно задержала меня, не помню по какому поводу. Филипп не ждал и без
церемоний вышел в коридор. Примерно через минуту я последовала за своим
подопечным и наткнулась на премерзкую сценку. Филипп стоял белолицым
олицетворением вины и несчастья рядом с дверью в салон и красивым маленьким