"Братья Стругацкие. Отель У погибшего альпиниста" - читать интересную книгу автора

господина дю Барнстокра утащили. Ищем, ищем везде - нет туфлей. А они их в
музей занесли, да там и оставили. И еще следы оставляют...
- Какие? - Очень мне хотелось ее понять.
- Мокрые. Так по всему коридору и идут. А еще манеру взяли мне
звонить. То из одного номера, то из другого. Приду, а там никого нет.
- Ну ладно, - сказал я со вздохом. - Не понять мне тебя, Кайса. И не
надо. Пойду-ка я лучше в душ.
Я раздавил окурок в девственно-чистой пепельнице и отправился в
спальню за бельем. Там я сложил на столике в изголовье стопку книг,
подумав мельком, что зря я их, пожалуй, сюда тащил, сбросил ботинки, сунул
ноги в шлепанцы и, захватив купальное полотенце, отправился в душ. Кайса
уже ушла, пепельница на столе снова сияла девственной чистотой. В коридоре
было пустынно, откуда-то доносилось постукивание бильярдных шаров - должно
быть, развлекался унылый шалун на психической почве. Как его... Симонэ,
кажется.
Дверь в душевую я обнаружил на лестничной площадке, и дверь эта
оказалась заперта. Некоторое время я стоял в нерешительности, осторожно
крутя пластмассовую ручку. Кто-то неторопливо, грузным шагом прошел по
коридору. Можно, конечно, спуститься в душевую на первом этаже, подумал я.
А можно и не спускаться. Можно сначала пробежаться на лыжах. Я рассеянно
уставился на деревянную лестницу, ведущую, видимо, на крышу. Или,
например, подняться на крышу и полюбоваться видом. Говорят, здесь
неописуемо хороши восходы и закаты. А все-таки свинство, что душ заперт.
Или там кто-то засел? Да нет тихо... Я еще раз подергал ручку. А, ладно.
Бог с ним, с душем. Успеется. Я повернулся и пошел к себе.
Что-то изменилось в моем номере, я почувствовал это сразу. Через
секунду я понял: пахло трубочным табаком, совсем как в номере-музее. Я
немедленно взглянул на пепельницу. Курящейся трубки там не было - была
горка пепла вперемешку с табачными крошками. На постое стоят, вспомнилось
мне. Не пьют, не едят, только следы оставляют...
И тут рядом кто-то протяжно и громко зевнул. Из спальни, стуча
когтями, лениво вышел сенбернар Лель, с ухмылкой посмотрел на меня и
потянулся.
- Ах, так это ты здесь курил? - сказал я.
Лель подмигнул и помотал головой. Словно муху отгонял.



2

Судя по следам на снегу, кто-то здесь уже пытался ходить на лыжах, -
отъехал метров на пятьдесят, падая на каждом шагу, а затем возвратился,
проваливаясь по колено, таща лыжи и палки в охапке, роняя их, подбирая и
снова роняя, - казалось, над этими скорбными голубыми рытвинами и шрамами
в снегу до сих пор не осели замерзшие проклятия. Но в остальном снежный
покров долины был чист и нетронут, как новенькая накрахмаленная простыня.
Я попрыгал на месте, пробуя крепления, гикнул и побежал навстречу
солнцу, все наращивая темп, зажмурившись от солнца и наслаждения, с каждым
выдохом выбрасывая из себя скуку прокуренных кабинетов, затхлых бумаг,
слезливых подследственных и брюзжащего начальства, тоску заунывных