"Братья Стругацкие. Далекая Радуга (цикл 22 век 2/6)" - читать интересную книгу автора

что Горбовский забеспокоился. У Матвея, звездолетчика и десантника, просто
не могло быть такой спины.
- Матвей, - сказал Горбовский. - Я тебе правда нужен?
- Да, - сказал директор. - Очень. - Он все смотрел в окно.
- Матвей, - сказал Горбовский. - Расскажи мне, в чем дело.
- Тоска, предчувствия, заботы, - продекламировал Матвей и замолчал.
Горбовский поерзал, устраиваясь, тихонько включил проигрыватель и так
же тихонько сказал:
- Ладно, дружок. Я посижу здесь с тобой просто так.
- Угу. Ты уж посиди, пожалуй.
Грустно и лениво звенела гитара, за окном пылало горячее пустое небо,
а в кабинете было прохладно и сумеречно.
- Ждать. Будем ждать, - громко сказал директор и вернулся в свое
кресло.
Горбовский промолчал.
- Да! - сказал он. - Какой же я невежливый! Я совсем забыл. Что
Женечка?
- Спасибо, хорошо.
- Она не вернулась?
- Нет. Так и не вернулась. По-моему, она теперь и думать об этом не
хочет.
- Все Алешка?
- Конечно. Просто удивительно, как это оказалось для нее важно.
- А помнишь, как она клялась: "Вот пусть только родится!.."
- Я все помню. Я помню такое, чего ты и не знаешь. Она с ним сначала
ужасно мучилась. Жаловалась. "Нет, - говорит, - у меня материнского
чувства. Урод я. Дерево". А потом что-то случилось. Я даже не заметил как.
Правда, он очень славный поросенок. Очень ласковый и умница. Гулял я с ним
однажды вечером в парке. Вдруг он спрашивает: "Папа, что это приседает?" Я
сначала не понял. Потом... Понимаешь, ветер, качается фонарь, и тени от
него на стене. "Приседает". Очень точный образ, правда?
- Правда, - сказал Горбовский. - Писатель будет. Только хорошо бы
отдать его все-таки в интернат.
Матвей махнул рукой.
- Не может быть и речи, - сказал он. - Она не отдаст. И ты знаешь,
сначала я спорил, а потом подумал: "Зачем? Зачем отнимать у человека смысл
жизни?" Это ее смысл жизни. Мне это недоступно, - признался он, - но я
верю, потому что вижу. Может быть, дело в том, что я много старше ее. И
слишком поздно для меня появился Алешка. Я иногда думаю, как бы я был
одинок, если бы не знал, что каждый день могу его видеть. Женька говорит,
что я люблю его не как отец, а как дед. Что ж, очень может быть. Ты
понимаешь, о чем я говорю?
- Я понимаю. Но мне это незнакомо. Я, Матвей, никогда не был
одиноким.
- Да, - сказал Матвей. - Сколько я тебя знаю, вокруг тебя все время
крутятся люди, которым ты позарез нужен. У тебя очень хороший характер,
тебя все любят.
- Не так, - сказал Горбовский. - Это я всех люблю. Прожил я чуть не
сотню лет и, представь себе, Матвей, не встретил ни одного неприятного
человека.