"Август Юхан Стриндберг. Одинокий " - читать интересную книгу автора

любящими руками. Салфеточки на спинках кресел, накидки, стеклянные и
фарфоровые безделушки на этажерках. Среди них бросился мне в глаза большой
кубок с надписью: от благодарных таких-то. Вещицы эти излучают радушие,
признательность, может, даже любовь, - и правда, спустя всего несколько дней
мне стало казаться, будто здешние стены привечают меня. Все это добро
некогда принадлежало другому, но нынче я принял наследство от мертвеца, с
которым при жизни его даже не был знаком.
Хозяйка моя, сразу подметившая, что я не из болтливых, выказывала
деликатность и такт и всегда спешила убрать мою комнату к тому часу, когда я
возвращался с утренней прогулки, и, здороваясь, мы ограничивались
дружелюбными кивками, заменяющими уйму фраз: Как поживаете? - Спасибо,
хорошо! - Нравится вам у меня? - Весьма! - Рада слышать!
Спустя неделю она все же не утерпела и спросила, нет ли у меня
каких-либо пожеланий: если что нужно, мне достаточно лишь сказать...
- Нет, сударыня, у меня нет никаких пожеланий, я всем доволен.
- Гм. А я, признаться, думала... я ведь знаю, как подчас капризны
мужчины...
- Я давно уже отвык от капризов!
Хозяйка смерила меня любопытным взглядом - должно быть, слышала про
меня иное.
- Скажите, а еда вам по вкусу?
- Еда? Признаться, я даже и не заметил! Стало быть, еда - отменная.
Сущая правда! Все обслуживание было отменным. Мало того - я ощущал
бережную заботу, какой прежде никогда не встречал.
Спокойно, тихо, привольно текли мои дни, и хоть временами меня и тянуло
заговорить с хозяйкой, особенно когда она смотрела так грустно, все же я
поборол искушение, из страха приобщиться к чужим заботам, но также из
уважения к тайнам чужой жизни. Мне нравились наши безличные отношения, и я
предпочитал, чтобы ее прошлое и впредь оставалось для меня окутанным
неизвестностью. Стоит мне узнать ее историю, - вся обстановка комнат
приобретет иной облик, чем тот, который я ей навязал, и сотканная мною
картина тотчас расползется; стол, стулья, буфет, кровать - вся здешняя
мебель сделается реквизитом в драмах вдовы, которые будут сниться мне по
ночам.
Нет, все это отныне мое, пропитано моим духом, и реквизит нужен мне для
моей пьесы. Моей!


* * *

Нынче я даже обзавелся неким безличным общением, причем самым что ни на
есть простым способом. Этих незнакомых знакомых, с которыми я не
раскланиваюсь, поскольку не знаю их лично, я обрел в итоге утренних моих
прогулок. Первым на моем пути возникает майор. Майор он, правда, отставной,
уже получает пенсию, а стало быть, ему никак не меньше пятидесяти пяти лет.
И он, значит, гражданское лицо. Мне известно его имя, да и рассказывали мне
о нем кое-что, относящееся к дням его молодости. Он холост - это я тоже
знаю. Как я уже сказал, он теперь в отставке и, стало быть, живет без
всякого дела, дожидаясь своего смертного часа. Но он смело шагает навстречу
судьбе - высокий, статный, с могучим торсом под почти всегда расстегнутым