"Август Юхан Стриндберг. Одинокий " - читать интересную книгу автора

Когда он засовывал в карман деньги, на лице его выразилась не столько
благодарность, сколько удивление, и было видно, что ему не терпится уйти,
коль скоро с делом покончено. Чтобы как-то начать разговор, я спросил:
- Вы откуда?
Он изумленно уставился на меня и, запинаясь, ответил:
- Я полагал, что мое имя известно.
Он произнес эти слова с гордостью, которая меня покоробила, но когда я
признался в своем невежестве, он спокойно, с достоинством, ответил:
- Я из тюрьмы.
- Из тюрьмы? (Теперь я уже слушал его с интересом, - ведь я как раз
писал рассказ о преступнике.)
- Да, из тюрьмы. Я взял чужие двадцать крон и не вернул. Шеф простил
меня, и дело было забыто. Но потом я отдал статью - против свободы религии -
в другую газету, ведь я газетчик, и тогда шеф вдруг извлек то дело на свет,
и меня посадили.
Я попал в щекотливое положение, - меня будто принуждали высказаться на
сей счет, я же этого вовсе не хотел, а потому я сделал встречный выпад и
увел разговор в другую сторону:
- Неужто "в наш просвещенный век" можно не давать работы человеку за
то, что он отбыл наказа...
Последнее слово будто разрубила пополам его злобная гримаса.
Чтобы поправить дело, я посоветовал ему писать статьи в популярную
газету, редактор которой, как мне хорошо было известно, наверняка не
разделял свирепого предрассудка, будто человек, отбывший наказание, не может
вернуться в лоно общества.
Но, услышав название газеты, он лишь презрительно фыркнул и заявил:
- Против этой газеты я борюсь!
Предельно нелепыми показались мне эти слова, - ведь в нынешнем своем
положении он должен был бы радоваться любой возможности снова встать на
ноги. Но поскольку обстоятельства во многом оставались неясными для меня, а
я не любитель тратить время на расспросы, то я опять же увел разговор в
сторону, охваченный естественным человеческим желанием получить услугу за
услугу. Но я задал свой вопрос легким светским тоном, показывающим, что я
свободен от предрассудков:
- А скажите, очень ли тяжко сидеть в тюрьме? В чем суть наказания?
Выражение его лица сказало мне, что он увидел в моем вопросе
назойливость и оскорбился им.
Я тотчас поспешил прийти ему на помощь и продолжал, не дожидаясь
ответа:
- В одиночестве, должно быть? (Этим я невольно задел самого себя, но
ведь такое часто случается с нами, когда нам навязывают разговор.)
Он нехотя поднял брошенный мяч и швырнул мне его назад.
- Да! Я не привык к одиночеству и всегда смотрел на него как на кару
для скверных людей. (Вот! Так мне и надо за то, что я протянул ему руку
помощи, - так собака порой кусает руку, ласкающую ее! А впрочем, откуда ему
было знать, что он меня укусил.)
Тут наступила пауза, и я понял, что он уязвил самого себя и потому
рассержен - не обо мне же думал он, в самом деле, изрекая свой приговор
одиноким людям.
Мы сели на мель в нашей беседе, а надо было плыть дальше. Поскольку