"Август Юхан Стриндберг. Одинокий " - читать интересную книгу автора

мимо, он пытался увлечь мои мысли в русло совсем нежелательное, я и вовсе
стал смотреть на него как на мучителя и попросил скорей отвезти меня домой.
Не столько обиженный, сколько раздосадованный приказанием, кучер у
первого же перекрестка повернул назад, но в эту минуту мимо нас проскочил
экипаж, в котором сидели две пьяные дамы весьма экстравагантного вида. Кучер
попытался их обогнать, но для этого улица была слишком тесна. Пришлось нам
тащиться за экипажем, и когда его задерживала толпа, то и я вынужден был
останавливаться, и могло показаться, будто я преследую тех особ, что
несказанно веселило их обеих, а заодно и всех прохожих.
Таким вот образом ехали мы домой, с трудом одолевая за улицей улицу,
пока наконец экипаж не остановился у моего подъезда, и я словно очнулся от
тяжкого кошмара.
- Уж лучше одиночество! - сказал я себе и в то лето ни разу больше не
выходил вечерами из дома. Отныне я всегда был один и сам составлял себе
компанию, каковую необходимо ценить, если не хочешь угодить в дурную.


* * *

Сижу я, стало быть, дома и наслаждаюсь покоем, воображая, будто спасся
от жизненных бурь; хорошо бы лишь быть немного постарше, чтобы не отзываться
ни на какие соблазны, но надо думать - худшее уже позади.
И тут вдруг однажды утром, когда я еще только пил кофе, входит ко мне
горничная и говорит:
- Знаете ли, господин N, здесь был ваш сын, но я сказала, что вы еще не
встали.
- Мой сын?
- - Да, так он сказал!
- Не может быть! А как он выглядел?
- Юноша... очень высокий... он назвался вашим именем и сказал, что
зайдет попозже.
- А лет ему сколько на вид?
- Лет семнадцать, может быть, восемнадцать!
Я онемел от ужаса, а горничная ушла. Конца, значит, нет и не будет!
Прошлое восстало из могилы, скрытой глубоко-глубоко под землей и уже давно
поросшей многолетней травой. Мой сын, тот, что девяти лет в надлежащем
сопровождении уехал в Америку, мой сын, о котором я полагал, что он нашел
свое место в жизни! Что же случилось? Уж конечно, несчастье, а может быть, и
не одно.
Какой будет наша встреча? До чего же страшен этот миг узнавания, когда
тщетно силишься отыскать в лице юноши знакомые черты ребенка, которым и ты,
наряду с другими, с самой колыбели старался придать высшую человечность.
Ведь все мы стремимся показаться своему дитяти непременно с лучшей стороны,
а затем ловим на податливом детском личике отблеск самого благородного, что
только в нас есть, и оттого любим ребенка как некое улучшенное издание нас
самих. И вот теперь мне предстоит увидеть это лицо обезображенным, ведь
подросток, юноша всегда некрасив - с неизменно присущей ему несоразмерностью
черт, со зловещей смесью начала детского, сверхчеловеческого и
пробуждающегося животного бытия молодого мужчины, со следами страстей и
борения, ужаса перед неведомым, раскаяния в уже содеянном, и этой