"Август Юхан Стриндберг. Одинокий " - читать интересную книгу автора

стрелками мостов мелькает всякий раз то южное предместье, то королевский
дворец, то дома Старого города. И тут меня захлестывают воспоминания. Вон
там, на дне вон той гнутой трубы, именуемой переулком таким-то, стоит дом,
где когда-то, в незапамятные времена, я бывал чуть ли не каждый день и где
судьба готовила мне ловушку... Прямо напротив высится другой дом, куда
спустя двадцать лет я хаживал в обстоятельствах сходных, но вместе с тем
совершенно иных и потому злосчастных вдвойне. А вон там внизу, на соседней
улочке, я изведал дни, обычно самые что ни на есть счастливые в жизни других
людей. И для меня тоже были они таковыми, но вместе с тем и самыми
страшными; и даже время с его спасительной позолотой бессильно воскресить
красоту, оттого что уродство тех дней поглотило рассыпанные в них блестки
прекрасного. Картины с годами тускнеют, и меняются краски, да только не в
лучшую сторону - в особенности, белый цвет зачастую приобретает
грязно-желтый оттенок. "Читатели" утверждают, что так и должно быть, чтобы в
час великого расставанья, коль скоро мы вынуждены отринуть прошлое, мы, ни о
чем не жалея, спокойно следовали своим путем.
Я иду дальше все той же широкой улицей, мимо высоких новых домов, и
скоро они начинают редеть. Встают в свете утра гряды гор, и расстилается
впереди табачное поле; здесь же частная скотобойня, чьи неказистые службы
скрыты за поворотом, в проулке. Здесь же примостился сарай с чердаком, где
сушится табак, помню его с 1859 года, когда мне часто случалось тут играть.
В былые годы на этом месте стояла хибарка, которой давно уже нет и в помине,
в ней жила женщина, некогда служившая у моих родителей в няньках... и с
этого самого чердака ее восьмилетний сын свалился на землю и притом сильно
ушибся. Мы часто приходили сюда просить эту женщину помочь нам с большой
уборкой, которую затевали всякий раз перед пасхой и рождеством... да и
вообще я любил добираться до школы здешними переулками, чтобы только не
выходить на Дроттнинггатан. Здесь росли деревья и цвели травы, здесь паслись
коровы и кудахтали куры, одно слово - деревня!...
Вот я и возвратился в прошлое, назад в мое кошмарное детство, когда
впереди ждала страшная, неведомая мне жизнь и все вокруг лишь давило и
угнетало!... Но достаточно отвернуться и пойти дальше - и все эти картины
вновь отодвинутся в прошлое, и так я и поступил, но притом все же успел
различить вдалеке верхушки лип на длинной улице моего детства и смутные
очертания сосен у городского кладбища.
Я повернулся спиной к моему прошлому и, оглянув во всю длину широкую
улицу, озаренную утренним солнцем, сияющим вдалеке - над синью гор, над
берегом моря, мгновенно позабыл свое детство, столь тесно сплетенное с
детством других людей и потому словно не мое, а чужое - ведь настоящая моя
жизнь началась там, у моря.
Тот самый уголок у сарая с сушилом - мой вечный кошмар, но порой
странным образом меня влечет туда, как влечет нас ко всему зловещему,
страшному. Так люди ходят смотреть на диких зверей, которые крепко привязаны
цепью и потому не могут броситься на тебя. А какое острое наслаждение
испытываю я в тот миг, когда, повернувшись спиной к моему детству, следую
дальше своим путем, - настолько острое, что я нет-нет да стараюсь доставить
себе это счастье. В эту секунду я ухожу на тридцать три года вперед и
радуюсь, что мне столько лет, сколько есть. Кстати, мне всегда хотелось
"состариться", даже когда я был ребенком. Нынче я думаю, что уже тогда я
предчувствовал все, что ждало меня в будущем и что нынче видится мне как