"Август Юхан Стриндберг. Одинокий " - читать интересную книгу автора

человеческую комедию, наградившего меня знакомством с четырьмя тысячами
персонажей (некий немец всех их пересчитал!), я словно жил другой жизнью -
много шире, богаче моей собственной, - так что в конце путешествия мне
показалось, будто я уже прожил целых две человеческих жизни. Но, окунувшись
в мир Бальзака, я стал по-иному смотреть на мой собственный мир и после
многих кризисов и рецидивов в некотором роде смирился с болью, и мало того,
еще и открыл для себя, что в огне страданий и скорби сгорает дотла душевный
мусор; облагораживая инстинкты и чувства, пламя умножает силы души,
воспарившей над измученным телом. С этой поры я уже глотал горькие пилюли,
какие преподносила мне жизнь, как целебное средство, и считал своим долгом
выстрадать все - кроме унижения и рабства.
Одиночество вместе с тем обостряет впечатлительность человека, и если
прежде я защищался грубостью от страданий, то ныне я стал, более
чувствителен к чужой боли, сделался чуть ли не игрушкой внешних влияний,
только, разумеется, не дурных. Дурные влияния лишь отпугивали меня, и я еще
больше замыкался в своем одиночестве. Я стал искать места уединенных
прогулок, где заведомо встретишь лишь мелкий люд, прохожих, которым я
незнаком. Есть у меня свой особый маршрут - Via dolorosa * прозвал я его, -
который я выбираю в пасмурные дни. Это северная оконечность Старого города -
широкая улица, окаймляемая с одной стороны вереницей домов и лесом - с
другой. Но чтобы туда добраться, надо пройти переулок, который мне чем-то
особенно мил, хоть,
______________
* Скорбный путь (ит.)

по совести, я и не скажу, чем он так околдовал меня. В самом низу
тесного переулка, возвышаясь над ним, стоит огромная церковь - она и осеняет
и затеняет его, - но не она привлекает меня, ведь я никогда не бываю в
церкви, потому что... не знаю сам почему. Там же, справа, расположена
контора пастора, куда однажды, много лет назад, я ходил насчет оглашения
предстоящего моего брака в церкви. Но там, у северной оконечности Старого
города, где улица выводит тебя к вересковым зарослям, высится дом.
Величественный, будто дворец, стоит он на скате последнего холма, и из него
открывается вид на море и шхеры. Этот дом много лет занимал мои мысли. Я
мечтал поселиться в нем и внушил себе, будто там живет человек, от которого
прежде зависел, а может, и ныне зависит мой жребий. Дом этот виден мне из
моей квартиры, и день за днем я неотвязно разглядываю его в час, когда он
весь озарен солнцем, но также по вечерам, когда в нем зажигают огни. А когда
я иду мимо, что-то дружелюбно-участливое проступает в облике дома, и всем
существом я отзываюсь на это, и кажется, жду не дождусь того дня, когда мне
дозволят обрести здесь и кров и покой.
Дальше я иду по широкой улице, куда вливается тьма переулков, и каждый
из них будит во мне отзвуки прошлого. Я иду гребнем высокой горы, и переулки
сбегают отсюда вниз, но иные где-то на полпути выгибаются горбом, образуя
круглый холм, напоминающий земной шар. Остановившись вверху, на тротуаре
широкой улицы, я смотрю, как из-за горки сюда спешит прохожий: сперва из
земли показывается голова, за ней - плечи, и только потом вылезает весь
человек. Зрелище это длится с полминуты, не меньше, и кажется необыкновенно
загадочным.
Следуя своим путем, я заглядываю в каждую улочку, и вдали между