"Август Юхан Стриндберг. Одинокий " - читать интересную книгу автора

вину за проступки, в коих совсем неповинен, это неприметно унизит тебя, так
что вскоре и сам начнешь почитать себя дрянью; да если человек ни разу не
слыхал ни от кого доброго слова, он и вовсе может утратить мужество и всякую
веру в себя, а вечно сносить последствия чужих прегрешений - от одного этого
можно возненавидеть людей, а с ними и все мироздание.
Но всего хуже другое: даже будучи преисполнен самых добрых намерений,
ты уже не хозяин своей судьбы. Сколько бы ни тщился я быть во всем
безупречным, какой от этого прок, если мой спутник чем-то замарает себя?
Половина позора, если не весь позор, падет на мою голову, как оно всегда и
бывает. Вот и выходит, что, деля жизнь с другим человеком, ты вечно живешь в
тревоге, ведь ты куда больше уязвим, обнажен перед толпой стараниями самого
близкого тебе существа и вечно зависишь от чужих непредсказуемых поступков.
А тем, кто не мог подобраться ко мне, когда я был одинок, теперь ничего не
стоит вонзить нож в мое сердце, коль скоро я доверил его другому, и тот
человек повсюду таскает его с собой - на улицу и даже на базарную площадь.
И еще одно благо даровало мне одиночество: я сам распоряжаюсь отныне
моим духовным пайком. Мне нет больше нужды лицезреть врагов в своем доме, за
семейным столом, и молча выслушивать, как они поносят все самое для меня
святое; и я не обязан у себя в квартире внимать звукам музыки, которой не
выношу; точно так же избавлен я от необходимости повсюду натыкаться на
газеты с карикатурами, высмеивающими моих друзей, а порой и меня самого, и
свободен от обязанности читать книги, которые не ставлю ни в грош, да еще и
ходить на выставки и восхищаться живописью, которую презираю. Словом, я
хозяин своей души во всех случаях, когда человек имеет на это право, и я сам
решаю, что мне любить, а что ненавидеть. Никогда не был я тираном, желая
лишь одного - чтобы меня не тиранили, но этого-то и не терпят люди, склонные
к тирании. Зато я всегда ненавидел тиранов, а уж этого они нипочем не
прощают.
Всю свою жизнь я стремился вперед и ввысь и этим был прав перед теми,
кто старался совлечь меня вниз, и вот почему я сделался одиноким.


***

Первое, к чему побуждает одиночество, - это разобраться с самим собой и
со своим прошлым. Долгая это работа, в неустанном борении с собой, и долгая
наука. Зато и нет науки благодарней, чем познать самого себя, если только
это возможно. Порой не обойтись без помощи зеркала, особенно чтобы
рассмотреть себя сзади, иначе ведь и не узнаешь, как выглядишь со спины.
Я начал это разбирательство лет десять назад, когда впервые
познакомился с Бальзаком. Читая один за другим все пятьдесят его томов, я не
замечал того, что совершалось во мне, пока чтение не подошло к концу. И тут
оказалось, что я уже нашел себя и сумел обобщить все противоречия моей
жизни, доселе мнившиеся неразрешимыми. К тому же, привыкнув разглядывать
людей в его бинокль, я научился смотреть на жизнь обоими глазами, тогда как
прежде видел ее сквозь свой монокль - одним глазом. И этот великий волшебник
внушил мне не только смирение, своего рода покорность жребию или провидению,
смягчившие боль от самых тяжких ударов судьбы, но и неприметно одарил меня
серой, которую я хотел бы назвать неортодоксальным христианством. В ходе
путешествия, в какое увлек меня Бальзак, этого странствия сквозь его