"Ирина Ивановна Стрелкова. Опять Киселев" - читать интересную книгу автора

своими вопросами!.. Ну, работал он. Подсобником. Я его вызываю: "Пойдешь
учеником слесаря в механический!" Другой бы обрадовался, а Горелов
отказался. Наотрез! Мол, пока он учится по вечерам, ему удобнее быть
подсобником, на односменной работе. Мы проверяли - он действительно учился в
вечерней школе. Потом в армию ушел... Ох, зуб болит! Не мучай ты меня,
Коля... Что тебе еще надо о нем знать? Ну, вернулся после армии. Я смотрю
его документы - оказывается, Горелов закончил перед призывом автомобильные
курсы, в армии работал шофером. Вот, думаю, повезло парню. У нас в
транспортном одного шофера посадили - в пьяном виде сбил человека. Так что
пожалуйте, товарищ Горелов, есть для вас работа по специальности. И что ты
думаешь, он мне спасибо сказал? Как бы не так... Ох, господи! Что за мука
такая - зубы! А тут еще ты с вопросами!.. Не пошел он в транспортный. "Хочу,
говорит, в механический, учеником слесаря". Словно бы в насмешку просит то
место, на которое мальчишкой не согласился. И улыбочки строит. Нам в кадрах
со всякими приходится разговаривать. То какой-нибудь алкаш права качает, то
зазнавшийся молодой специалист прямо с ножом к горлу: "Не обеспечите
квартирой, завтра же уеду!" Ничего... Умеем с каждым находить общий язык. Но
такого несговорчивого, как Горелов, я еще не встречала. Три часа его
воспитывала - не нашли общего языка. Пришлось направить учеником слесаря в
механический.
- Значит, место там было?
- Ну, было! - простонала Мария Ивановна. - Ох, зуб еще сильнее
разболелся! И в кого ты, Коля, такой беспонятливый? У тебя же вся родня
работает на производстве. У нас всюду люди требуются... Слесари, наладчики,
электрики... Все нужны! Ткачихи, прядильщицы, мотальщицы... Вахтеры,
грузчики, уборщицы... Мы в кадрах не для мебели посажены, мы соображаем,
кого куда направить. У меня стаж тридцать лет... - Лицо Марии Ивановны
перекосилось от ужаснейшего приступа боли. - В общем, присылай запрос, как
положено! - процедила она, и Фомин отступился.
Встречные взглядывали на нее с сочувствием. И на Фомина - как ему
казалось - очень жалостно. У него, наверное, был вид человека, страдающего
от зубной боли. Хотя на самом деле у Фомина все тридцать два зуба были
абсолютно здоровехоньки. Его мучили размышления о Горелове.
Фомин привык получать от Марии Ивановны простые и категорические
характеристики рабочих и служащих Путятинской мануфактуры, когда ими
почему-либо начинала интересоваться милиция. О хороших людях Мария Ивановна
подбирала исключительно положительные сведения. О плохих у нее находилось
что-нибудь отрицательное. Ни о ком и никогда она не говорила так странно,
как о Горелове, которому ставила в вину и то, что он рано пошел работать, и
то, что он хорошо учился. Казалось бы, возвращение после армии на родное
предприятие - факт совершенно положительный. Но у Марии Ивановны и здесь
Горелов выглядел эгоистом. Фомину был прекрасно известен характер Марии
Ивановны. Уж если даже ей не удалось переломить Горелова...
В пропахшем лекарствами вестибюле поликлиники Мария Ивановна
приостановилась, отняла ладонь от вспухшей щеки:
- Ты все-таки объясни, для чего тебе сведения о Горелове. На чем он
попался?
- Горелов? - Фомин слегка оторопел. - Ни на чем...
Она не стала слушать дальше, свирепо глянула на Фомина, безнадежно
махнула на него рукой - эх, Коля, Коля! - и поплелась в глубь белого