"Питер Страуб. Глотка" - читать интересную книгу автора

слышали с улицы топот убегающих ног и крики отца Витале.
- Наверное, нам стоит дать ему минуту форы, - засунув руки в карманы,
Джон Рэнсом направился к арке, ведущей внутрь церкви.
- Минуту форы? - переспросил я.
- Пусть переведет спокойно дыхание, - сказал Джон. - Ему, разумеется,
не удастся никого из них поймать.
Джон Рэнсом оценивающе смотрел на длинное полутемное помещение
Холи-Сепульхра. Он словно находился в музее. Я видел, как взгляд его жадно
вбирает все вокруг - фонтанчик со святой водой, стоящие на алтаре свечи -
одни новые, другие полуобгоревшие. Рэнсом смотрел в глубь церкви так,
словно старался запомнить ее на всю жизнь. Теперь он уже не улыбался, но
явно испытывал удовольствие, которое не омрачило даже появление отца
Витале, вошедшего через дверь с Вестри-стрит, тяжело дыша и пыхтя, как
паровоз. Он не сказал нам ни слова. Идя по проходу к алтарю, отец Витале
словно утрачивал черты индивидуальности и становился постепенно
принадлежностью картины, которую рассматривал Рэнсом, словно замок на скале
или ослик на итальянской дороге. И я тоже видел отца Витале глазами Джона
Рэнсома.
Потом Джон обернулся и теми же глазами внимательно посмотрел на
вестибюль, словно его необходимо было разглядеть как можно лучше, чтобы
понять. Он был вовсе не высокомерным туристом, за которого я принял его
поначалу. Он хотел, понять все, что видел, запечатлеть это в памяти, что не
пришло бы, возможно, в голову никакому другому парню из Брукс-Лоувуд. Я
подумал о том, что Джон Рэнсом наверняка относится так же ко всему, что
видит в этой жизни, включая самое дно этого мира. Позже мы оба - и я, и
Джон Рэнсом опустились на самое дно.
Когда мне было семь лет, убили мою сестру Эйприл. Ей было девять. Я
видел, как это случилось. Вернее, я видел, как что-то случилось. Я пытался
помочь ей, пытался остановить то, что происходит, а потом меня тоже убили,
но только не насовсем, как Эйприл, а лишь на время.
И, наверное с тех пор, я считаю, что дно этого мира - на самом деле
его центр, и очень скоро мы все это поймем, каждый сообразно своим
способностям.
В следующий раз я встретился с Джоном Рэнсомом во Вьетнаме.


3

Меня призвали через три месяца после того, как выпустили из Беркли. И
я позволил этому случиться вовсе не потому, что считал, будто должен своей
стране год военной службы. Окончив университет, я работал в книжном
магазине на Телеграф-авеню и писал по ночам рассказы, которые клал в
крафтовые конверты с наклеенными на них марками и моим адресом, а эти
конверты вкладывал в другие, на которых надписывал адреса "Нью-Йоркера",
"Атлантик мансли", "Харперс", не говоря уже о "Прейри скунер", "Кеньон
ривью", "Массачусетс ривью" и "Плагшеарз". Я точно знал, что не хочу
преподавать - я не верил в то, что отсрочки для преподавателей продлятся
долго, и оказался прав - их вскоре отменили. Чем чаще возвращались ко мне
мои рукописи, тем труднее становилось проводить сорок часов в неделю среди
полок с чужими книгами. А когда меня заочно повысили в звании, я решил,