"Питер Страуб. Глотка" - читать интересную книгу автора

- Все было хорошо. Мне понравилось. Очень понравилось.
Мы пошли вслед за остальными к лестнице. Некоторые ребята с
подозрением оглядывались на Джона Рэнсома.
- Знаешь, Тим, - сказал Джон, протягивая мне руку. - Мне очень
нравилось бороться с тобой на поле.
Я тупо смотрел несколько минут на протянутую мне ладонь, прежде чем
пожать ее. В Холи-Сепульхра никто никогда не пожимал руки. И вообще никто
из тех, кого я знал, не пожимал руки, разве что заключая сделку о продаже
подержанного автомобиля.
- Тебе нравится быть защитником? - спросил Джон.
Я рассмеялся и поднял взгляд от наших сплетенных рук, чтобы разглядеть
выражение лиц отца Витале и женщин из церковной общины. Они смотрели на
меня с интересом и уважением. Я понял вдруг, что ни отец Витале, ни эти
женщины никогда не общались с людьми вроде Джона Рэнсома, и для них вся эта
сцена выглядела так, словно он специально проделал весь путь из восточной
части города только для того, чтобы пожать мне руку. И мне захотелось вдруг
крикнуть: "Нет, дело вовсе не во мне".
Потому что я понял вдруг еще одну вещь: каждый год администрация
Холи-Сепульхра посылает людей, чтобы те расклеили по всему городу
объявления об обеде Христианского спортивного общества, но Джон Рэнсом не
только был первым учеником Брукс-Лоувуд, который пришел на такой обед, он
вообще был единственным жителем восточной части города, который
заинтересовался этим настолько, чтобы посетить церковный подвал. Потому что
дело было именно в этом:
Джону Рэнсому стало по-настоящему интересно.
Когда мы с Джоном подошли к лестнице, все остальные уже вышли в
вестибюль. Слышно было, как они смеются над мистером Скунхейвеном. А потом
я вдруг услышал голос Билла Бирна, который весил около трехсот футов и был
центральным нападающим "Синих птиц". До меня донеслись слова "чертов
турист", а потом кое-что похуже - придурок из восточного района, который
пришел сюда пососать у Андерхилла. Все злорадно рассмеялись. Это были
беспричинные, злобные выпады, но я готов был молиться Богу, чтобы Рэнсом не
расслышал этих слов. Мне почему-то казалось, что хорошо одетому
воспитанному юноше, который привык пожимать другим руки, вроде Джона
Рэнсома, наверняка не понравится, если его посчитают извращенцем - голубым,
гомиком, геем.
Но раз эти слова сумел расслышать я, их наверняка расслышал Джон, и,
судя по злобному шипению за нашей спиной, отец Витале. Джон Рэнсом удивил
меня, громко рассмеявшись.
- Бирн! - истошно завопил отец Витале. - Эй, Бирн! - он положил одну
руку на мое правое плечо, а другую - на левое плечо Рэнсома и раздвинул
нас, чтобы пройти к лестнице. Пока он протискивался между нами, собравшиеся
наверху ребята открыли скрипучую дверь, ведущую на Вестри-стрит. Отец
Витале, казалось, забыл о нашем присутствии. Он прошел мимо меня, даже не
взглянув в мою сторону. Я сумел разглядеть огромные черные поры у него на
носу. Добравшись до верхней ступеньки, он тяжело и хрипло дышал. Отец
Витале распространял запах сигаретного дыма.
- Этот монах слишком много курит, - сказал Джон Рэнсом.
Мы поднялись по лестнице и оказались наверху как раз в тот момент,
когда за отцом Витале захлопнулась дверь. Проходя через вестибюль, мы