"Джулия Стоун. Прихоти фортуны " - читать интересную книгу автора


Жанна стояла на вершине холма и смотрела на постоялый двор. Настроение
было плохое. Ее не радовала осенняя краса раскинувшихся лесов, поднимающихся
ступенями в просторах альпийского взгорья - темное золото дубов и каштанов с
бархатистым вереском и дроком; горные склоны, где земля пропитана соками и
медом, и в колдовские ночи цветут папоротники, темнеют пихты и ели в
можжевеловых окоемах.
День был пасмурный, но это не скрадывало великолепие лесов в горах и
долине. Над морем висел туман, сырой, холодный, прилипший к тяжелым волнам.
Лазурный берег остывал, на скалах мелькали силуэты чаек, вдали куталась в
туман башня маяка.
Ветер подул с востока...
Жанна закусила губу и снова устремила взгляд на постоялый двор,
кажущийся отсюда не больше шкатулки, в которой госпожа Рюйи хранила ключи.
Теперь девушка напрашивалась на любую работу, лишь бы меньше времени
проводить в трактире. С некоторых пор в одной из каморок обосновался
доминиканский монах. Третьего дня, когда Жанна понесла ему ужин, он,
опираясь о стену рукой, стоял у окна, созерцая багрянец и золото заката.
Услышав звук ее шагов, мрачный постоялец не шелохнулся, он словно окаменел в
невыразимой тоске, подобно жене Лота. Девушка не видела лица "стража
Христова", но успела рассмотреть узкие жилистые руки и серебряную печатку с
изображением пса, держащего в зубах горящий факел.
Грек говорил, что доминиканцы страшны своей нетерпимостью, в первую
очередь потому, что они - фанатики. В этом их сила, а еще в том, что они
сказочно богаты. Они только называют себя нищенствующими проповедниками, на
самом же деле сокровища их несметны.
Гость был облачен в белое одеяние, опоясан широким кожаным ремнем, к
которому легко пристегивался меч. Он был высок ростом, с могучими плечами и
гордой посадкой головы. Молод этот монах, или перед Жанной зрелый муж, -
определить было невозможно, но она знала наверняка, что это не старец.
Девушка быстро сняла с оловянного подноса блюда и расставила на
непокрытом дубовом столе. На нем постоянно лежали груды бумаг, книги в
переплетах из кожи с глубоким тиснением. Зеленая свеча разгоняла клубящиеся
сумерки, на письме со сломанной печатью лежал кинжал.
Жанна ощущала смутное беспокойство от близости этого человека, чувство
угрозы, которое он нес в себе. Молчание его казалось зловещим.
Девушка повернулась к постояльцу. Скрытая сила исходила от его фигуры.
Он стоял по-прежнему неподвижно, только руки теперь были сцеплены за спиной.
Он словно слился с закатом, стал каплей его кроваво-перламутрового моря,
встающего над бездной тьмы.
Эту тесную камору посещали все прихожане Пти-Жарден, вплоть до самых
горьких бедняков. О чем говорил с ними монах, было строжайшей тайной, но
Жанна видела, в каком состоянии оттуда выходили люди, а однажды Масетт Рюйи
выскочила из каморы постояльца подобно пробке из винной бочки, белее смерти,
и держась за грудь. Она как будто даже похудела.
Порой, когда Жанне доводилось входить к монаху, чтобы забрать посуду,
она заставала его сидящим за столом перед ворохом бумаг. Посуда оказывалась
сдвинутой на край стола, горела свеча, и он, низко склонившись, выводил на
сером листе мелкие острые буквы.
В его темных волосах над левым виском белела, словно примороженная,