"Джон Стотт. Великий Спорщик " - читать интересную книгу автора

только при условии, что первый имеет в виду часть сокрытого, а второй -
часть открытого знания).
Итак, христианский догматизм ограничен (или должен быть ограничен)
определенными рамками. Он не является претензией на всеведение. Однако, если
речь идет об истинах, ясно открытых в Писании, христиане не должны
сомневаться или извиняться. Новый Завет полон догматических утверждений,
начинающихся со слов "Мы знаем", или "Мы уверены", или "Мы убеждены". Если
вы в этом сомневаетесь, прочитайте 1 Ин., где глаголы со значением "знать"
встречаются около сорока раз. Они звучат радостной уверенностью, которая, к
сожалению, утрачена сегодня во многих церковных общинах и которую нам так
нужно обрести вновь. Профессор Джеймс Стюарт писал: "Ошибочно будет
утверждать, что смирение исключает убеждения. Честертон Г. К. однажды мудро
высказался о том, что сам же назвал "смещением смирения": "Сегодня мы
страдаем оттого, что смирение не на своем месте. Скромность умеряет теперь
не уверенность в себе, а веру в свои убеждения, и это вовсе не нужно.
Человек задуман сомневающимся в себе, но не в истине, ибо это извращение.
Мы, того и гляди, породим людей столь скромного ума, что они не поверят в
арифметику"[1]". - "Мы всегда должны оставаться скромными и смиренными, -
продолжает профессор Стюарт, - но неуверенными и сомневающимися в
Евангелии - никогда!"[2]. Вряд ли можно назвать верным такое определение
догмы, как "высокомерное высказывание собственного мнения". Если человек
придерживается догмы, это совсем не значит, что он преисполнен гордыни или
самодовольства.
Мы вполне можем утверждать, что свободный и открытый ум, так горячо
одобряемый в наши дни, является не только благословением. Несомненно, нужно
оставаться открытыми и восприимчивыми по отношению к тем вопросам, которые
не определены точно в Писании, чтобы наше понимание Божьего откровения
углублялось и дальше. Кроме того, нужно уметь отличать доктрину оттого, как
мы ее толкуем или формулируем (кстати, не всегда верно). Но когда Библия
учит о чем-либо с предельной простотой и ясностью, культ открытого разума
становится признаком не духовной зрелости, а духовной незрелости. Тех же,
кто никак не может решить, во что же им верить, кто "колеблется и увлекается
всяким ветром учения", Павел называет "младенцами" (Еф. 4:14, греч. nepioi).
И характерной чертой "времен тяжких", в которые мы живем, как раз является
преобладание людей, "всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания
истины" (2 Тим. 3:1,7).
Интересную иллюстрацию этому дал Г. К. Честертон в своей
"Автобиографии". Он описывает X. Г Уэллса как человека, "реагировавшего на
все слишком стремительно", постоянно находившегося в состоянии
противодействия и, по-видимому, неспособного самостоятельно прийти к
твердым, прочным убеждениям. Дальше Честертон пишет: "Мне кажется, он
считал, что разум нужно держать открытым именно для того, чтобы он все время
оставался открытым. Я же абсолютно убежден, что открывать разум - как и
рот - нужно лишь для того, чтобы сразу же закрыть его, положив туда что-то
полезное"[3]. Самьюэл Батлер придерживался того же мнения, хотя представлял
себе разум не в виде открытого или закрытого рта, а в виде комнаты:
"Открытый разум сам по себе неплох, но нельзя открывать его настолько, чтобы
стало невозможно там хоть что-нибудь удержать или выставить оттуда
нежеланных гостей. Он должен иметь возможность иногда запирать свои двери, а
то не будет житья от сквозняков".