"Нил Стивенсон. Анафем (отрывок)" - читать интересную книгу автора

загораживала стена с дверями в Старую библиотеку, трапезную и калькории.

Все, что я видел: резные книжные шкафы, каменный пол, оконные
переплеты, кованые дверные петли и ручной работы гвозди, на которых они
держались, капители колонн, дорожки и клумбы сада - обрело форму стараниями
древних умельцев. На некоторые вещи (например, двери Старой библиотеки) ушла
целая жизнь. Другие выглядели так, будто их играючи смастерили за вечер, но
по такому снизарению, что они продолжали радовать глаз сотни и тысячи лет
спустя. Одни были основаны на простых и чистых геометрических формах. Другие
восхищали своей сложностью, заставляя ломать голову, подчиняется ли их
конфигурация хоть какому-нибудь закону. Третьи являли собой изображения
реальных людей, живших и думавших интересные вещи в ту или иную эпоху, либо
общих типов: богопоклонник, физиолог, бюргер, пен. Если бы меня спросили, я
сумел бы объяснить четверть того, что вижу. Когда-нибудь смогу объяснить
все.

Солнце било в сад клуатра, где трава и дорожки перемежались клумбами,
грядами, кустами и редкими деревьями. Я потянулся через плечо, поймал
кромочный край стлы и накрыл голову. Потом оттянул нижнюю часть, болтающуюся
под хордой, чтобы бахромчатый край мел по земле и закрывал ноги. Руки я
спрятал в складки на груди, над хордой, и ступил на траву. Она была
желтоватая и колкая, потому что дни стояли жаркие. Выйдя на открытое место,
я взглянул на южный циферблат часов. Еще десять минут.

- Фраа Лио, - сказал я. - Не думаю, что буряника входит в число ста
шестидесяти четырех.

Я имел в виду перечень растений, дозволенных к выращиванию "Второй
заново пересмотренной книгой канона".

Лио был плечистее меня. Из пухлого мальчика он за последние годы
превратился в крепкого юношу. Сейчас он сидел в тени яблони на сфере,
уменьшенной до размеров человеческой головы, и, покачиваясь взад-вперед,
завороженно смотрел на разрытую землю. Кромочный край стлы Лио обмотал
вокруг пояса и пропустил между ног, более или менее прикрыв срам, остальное
свернул в тугой цилиндр, стянул по краям хордой и закинул за плечо
наискосок, как скатку. Эту обмотку Лио изобрел сам; желающих следовать его
примеру не нашлось. Я должен был признать, что в жаркий день она удобна,
хоть и выглядит по-дурацки.

- Фраа Лио! - позвал я снова. Но Лио немного чудной и не всегда
воспринимает слова. Плеть буряники перегораживала мне путь. Я отыскал
отрезок без колючек длиной в несколько дюймов, ухватился, выдернул плеть с
корнем и махнул ею так, чтобы цветки задели ершистую голову Лио.

- Башка репейная! - крикнул я.

Лио опрокинулся назад, как будто я ударил его палкой. Его ноги взлетели
вверх, опустились и уперлись в яблоневые корни. Он вскочил: колени
напружинены, подбородок прижат к шее. С потной спины посыпались комья грязи.