"Дмитрий Стешин. Контрибуция " - читать интересную книгу автора

куталась в старую вязаную кофту-решето. Под эту одежду дед надевал ей по три
свои рубахи, жилет из коровьей шкуры и еще бог знает какую рвань. Но от
холода все это не спасало и Елочку все время трясло как в ознобе, а по ночам
она страшно бухала в подушку. И тут на березе висит курточка, детская даже
на вид. Дед Саня за последние три года разучился удивляться. Он только
пощупал подкладку - не сырая ли? Накинул курточку на внучку, застегнул
пуговки и оборвал с рукавов красные опозновательные ленточки "свой-чужой".
Домой вернулись в обнове, и в этот день что-то лопнуло у деда в душе.
Посмотрел он на себя внимательно, на старости лет в бане проживающего.
Вспомнил и Залучье разоренное, и могилку жены-покойницы на которой наша
самоходка случайно развернулась, и немца с куренком насаженным на штык. На
Елочку, сироту немую, пришибленную, еще раз поглядел. И не стало в нем
больше ни стыда, ни жалости.
Нечаянно выяснилось, что в Русе сестра жены расторговалась по-крупному.
С железной дороги, где она работала при немцах, ее турнули. Марфа торговала
зажигалками, презервативами, строго из из под-полы - крошечными фляжками с
французским коньяком ворованным еще у немцев. Таскала вареную картоху к
поездам и меняла ее на белье и стрептоцид. Лучше многих жила, и по большому
счету, спасла и деда и чужую внучку. Но в этот раз, дед Саня пришел к ней не
христорадничать, а с толстой серебрянной цепью на которой висел золотой
образок со святым Христофором, католическим покровителем странствующих. Цепь
сама по себе раздобылась случайно... Дед Саня в свои 65 ни черта, ни войны,
ни мертвецов не боялся. Поэтому, когда остро встал вопрос о походе в Русу, а
это 60 верст в обе стороны, дед понял, что в своих опорках он туда не
дойдет. Не дойдет и босой. А сапоги валялись всего в одной версте от их
баньки, там, где толпа немцев угодила под шрапнель самоходок. С мерзлых ног
обувь слезать не хотела. Дед сходил домой и вернулся с колуном. Точным
ударом раздробил голеностоп и сдернул сапог с ноги. Стал примерять, и тут
заметил золотой образок выглядывающий из стиснутого немецкого кулака. Это
блестел хлеб, керосин, расписные книжки для диковатой Елочки, чай, табак.
Дед долго ковырял побелевшую руку, но пальцы стиснули душевное утешение
воистину намертво. Не помог и штык-нож взятый у соседнего мертвеца. Тогда
дед перекрестился и топором отмахнул кисть напрочь. К ночи рука оттаяла за
печкой и к первому солнышку дед уже стоял рядом с прилавком Марфы на Руской
толкучке.
- Дед, где ты себе сапоги такие справил?
- На поле валялись.
- Проросли что ли? Дед, ты чего, озимыми сапоги посеял? Да тебе
госпремию выписать надо! Слушай, дед, выручай, мне еще сапоги нужны. Если
яловые найдутся, так они на часы с ходу меняются. Или муки десять кило.
Людям ходить не в чем. Ты подумай, а? Чем кормиться собираешься? А строиться
будешь?
Марфа была права и они сговорились. Потом дед закупил припасов и
попытался навести справки о Елочкиной маме. Но, отделение "Трудового фронта
на восточных территориях" немцы уходя благоразумно спалили, а рассказать
толком что с ней случилось и откуда она взялась, Елочка так и не смогла.
Молчала как рыбка и росла красавицей.
Дед с Елочкой стали ходить в лес как в поле, с утра до ночи. Когда дед
нашел мотоцикл, стали ездить. Красавец БМВ сидел брюхом в грязи и немцы
по-видимому просто не успели его вытолкать на сухое место. Дед, который на