"Кристер Стендаль. Кумран и идеология вытеснения - или непройденный путь " - читать интересную книгу автора

"То был я, Господь Иисус...я распял тебя". Таким я помню свое состояние
и настроение в Великую пятницу. И не дающие покоя вопросы в рефрене
Сетований: "О, народ мой, что я сделал тебе? Чем я досадил тебе, Ответь
мне!" - эти вопросы были словно карой за наши грехи, представляя последние
еще более тяжкими, в свете милосердных деяний Божьих - такие же чувства
вызывают эти слова, когда ты встречаешь их первый раз в книге пророка
Михея9.
Из поколения в поколение христиане именно таким образом прочитывали
свою Библию. Поколение за поколением, их учили руководствоваться правилом
tua res agitur - "тебя это касается". Они прочитывали слова из Ветхого
Завета, как адресованные им лично - им, как людям вообще, и как христианам,
в частности. И прежде всего, в своих гимнах и литургиях они говорили о себе,
как о Сионе, Иерусалиме, сынах (и дочерях) Авраама, Исаака и Иакова, как об
Израиле. Они делали это, не ощущая потребности добавить слово "Новый" к их
славному самоназванию.
При этом нельзя не заметить разницы, когда подобный бессознательный
герменевтический шаг совершается применительно к новозаветным текстам. Ибо
здесь именование "иудей" вписано в рамки конструкции "иудей = грешник = me
qua грешник", и предполагает, в т.ч., грех лицемерия, лукавства. Слово
"иудей" в Новом Завете наполнено негативным содержанием. И когда возникла
необходимость выявить позитивную коннотацию этого слова, в знаменитой
оценке, данной Нафанаилу, прозвучало: "вот подлинно Израильтянин, в котором
нет лукавства" (Ин. 1:47)! Поразительно! И все это вполне сообразуется с
тем, что степень самоотождествления Церкви с Израилем, в ее прочтении
Ветхого Завета, колеблется между моделью "обетование - исполнение" и более
радикальной моделью идеологии вытеснения, когда ветхозаветные тексты
прочитываются как непосредственно говорящие о "церкви", о "нас" и обо "мне".
Часто один и тот же текст может прочитываться двояким образом.
Есть несомненная ирония в том, что такого рода идеология вытеснения
химически чиста от всякого сознательного антииудаизма, однако данное
обстоятельство "достигается" превращением иудеев и иудаизма в нечто
невидимое, как будто их никогда не существовало. Происходит словно
вытравление из памяти, - или, если воспользоваться устаревшим и утяжеленным
языком, такого рода христианское прочтение Библии можно назвать Judenrein.
Здесь идеология вытеснения обретает свое крайнее выражение. Да, его труднее
разоблачить, поскольку субъективный опыт всякого практикующего идеологию
вытеснения - меня воспитывали именно так, и я по-прежнему не могу не
признать духовной мощи и красоты этой практики10 - состоит в преодолении
того самого антииудаизма, крайним проявлением которого служит подобная
духовность. Конечно же, здесь есть своя ирония, или пользуясь словами Иона
Левенсона, еще один "в высшей степени двусмысленный" лик идеологии
вытеснения Таким образом, я приплюсую свою иронию к иронии Левенсона, когда
он рассуждает о идеологии вытеснения, как взаимосвязи. Эта взаимосвязь носит
в высшей степени двусмысленный характер.

II. Непройденный путь

Мне представляется, что я сочиняю "эссе" в первоначальном смысле этого
слова - делая "попытку" понять: существуют ли в наших традициях некие
прозрения, которые могли бы указать на еще непройденные пути.