"Кристер Стендаль. Кумран и идеология вытеснения - или непройденный путь " - читать интересную книгу автора

доброжелательной типологии. Мы встречаем здесь знакомые траектории Божьих
путей в мире, неизменно повторяющиеся Божьи попытки восстановить
разрушенное, даже возродить imago dei, в соответствии с которым был сотворен
человек. Такая же доброжелательная типология могла бы иметь счастливое
воплощение в аналогиях Исхода и Пасхи, Акеды и Голгофы, Синая и Нагорной
проповеди. Однако посредством идеологии вытеснения типологическая
интерпретация оказалась загнана в модель соперничества, где младший должен
был превзойти и наказать старшего.
В своей работе "Смерть и Воскресение возлюбленного Сына: трансформация
жертвоприношения сына в иудаизме и христианстве"4 Ион Д. Левенсон
стимулировал дискуссию, переведя ее на более глубокий уровень. Он
рассматривает иудаизм и христианство "как две противоборствующие
мидрашистские системы, соперничающие за общее библейское наследие". Это
соперничество "возобновляет противостояние двух братьев, как составляющее
самую сердцевину повествования древнего Израиля о его собственном
мучительном рождении"5. В подобной перспективе та напряженность, которые
обусловила превращение еврейского движения Иисуса в нееврейскую церковь, не
кажется столь уж странной. Но с наибольшей смелостью Левенсон очерчивает
проблему отношений иудаизма и христианства в последнем абзаце предисловия к
книге:
Радикально трансформированная, но так и не искорененная, жертва
первородного сына представляет собой своеобразную и обычно игнорируемую
связь между иудаизмом и христианством, - и тем самым, важный, хотя и
неизученный, узловой момент иудейско-христианского диалога. В прошлом этот
диалог слишком часто замыкался на еврействе Иисуса и, в частности, на его
предполагаемых функциях пророка и мудреца. Но по сути дела, эти функции,
даже если они и имели место, с исторической точки зрения играют гораздо
меньшую роль в христианской традиции, чем отождествление Иисуса с приносимой
жертвой, сыном, которого отдает на смерть любящий отец, агнцем, принимающим
на себя грехи мира. Такое отождествление, внешне столь чуждое иудаизму,
сформировалась на основе иудейской рефлексии на тему возлюбленных сыновей в
еврейской Библии - рефлексии, которая имела место многие века уже после
появления христианства и сохранилась вплоть до пост-холокостовской эпохи.
Вместе с тем, взаимосвязь между еврейством и церковью, которую являет
возлюбленный сын, носит в высшей степени двусмысленный характер. Давние
притязания церкви на занятие места евреев в значительной мере служат
продолжением модели из древнего нарратива, согласно которой младший сын
стремится, с большим или меньшим успехом, занять место первородного брата.
Нигде больше заимствования христианства у иудаизма не проявляются столь
явно, как в христианской идеологии вытеснения6.
Что там еще? Авель, вытеснивший Каина, Исаак - Измаила, Иаков - Исава,
Иосиф - старших братьев, Израиль -Ханаан. Можно привести и более поздние
примеры - не только как церковь вытеснила синагогу, но и как ислам вытеснил
иудаизм и христианство, а протестанты - католиков в эпоху Реформации. Ни в
одном из случаев не выбирался путь взаимодополняемости и сосуществования:
всегда имели место притязания на эксклюзивизм наследования.
Одно из значимых событий наших юбилейных кумранских торжеств
заключается в том, что выбираем для себя отрывки из писаний общины и
используем их для размышлений о вечном, а то и для молитвы. Красота и
духовная глубина этих и многих других отрывков, обнаруженных в пещерах,