"М.И.Стеблин-Каменский. Исландские саги " - читать интересную книгу автора

названиям гораздо конкретней, в сущности, чем она могла бы присутствовать в
сагах в силу пейзажа, то есть описаний природы как литературного приема.
Впрочем, в ту эпоху, когда писались саги, этот прием вообще еще не появился
в литературе.

Описания природы как литературный прием были невозможны, пока природа
была средой, из которой человек не выделял себя. Только когда природа
оказалась противопоставленной человеку как объект эстетического любования, в
литературе появился пейзаж. В художественной литературе нового времени
назначение пейзажа в том и заключается, что он подчеркивает специфику
произведения как художественного вымысла. Когда в современном произведении
рассказывается, например, что герой или автор наблюдали, как "лиловые тени
ложились на поля и последние отблески заходящего солнца окрашивали облака в
такие-то и такие-то краски" или как "северное сияние озарило залив волшебным
или еще каким-то светом", то читателю сразу же ясно, что это описание -
художественный прием, то есть что природа в данном случае художественный
вымысел, который должен вызвать определенное эстетическое переживание у
читателя (но может и не вызвать его, если читатель, горя нетерпением узнать,
что же дальше произошло с героем, перескакивает через данное описание как
через досадное препятствие). Ничего подобного таким описаниям природы, да и
вообще никаких описаний природы в "сагах об исландцах" нет.

Если в "сагах об исландцах" иногда и сообщаются какие-то сведения о
ландшафте, на фоне которого что-то происходит, то это только для объяснения
событий, описываемых в саге. Так, например, когда в "Саге о Ньяле" (гл. LIV)
сообщается, что "на тропе у брода лежали плоские камни", то это только для
того, чтобы объяснить, почему подъехавшие к броду не могли ускакать от
Гуннара. Только для объяснения событий, описываемых в саге, сообщаются
сведения о том, что происходило в определенный момент в природе (морозило
или таяло, выпал снег или шел дождь, зашло солнце или взошла луна и т. п.).

III

Примерно так же, как и с местностями, обстоит дело и с людьми в "сагах
об исландцах": те, кто писал эти саги, несомненно, считали, что люди, о
которых рассказывается в них - это реально существовавшие люди, а не плоды
художественной фантазии. Однако здесь ошибки могли быть значительно крупнее:
имена людей могли быть перепутаны или неправильно поняты родственные или
другие связи между людьми, а сами эти люди могли быть по-разному
истолкованы, изображены в более или менее выгодном для них свете, и таким
образом их изображение в саге превращалось фактически в художественный
вымысел. По-видимому, однако, он в такой же мере не осознавался как вымысел,
в какой те, кто писал саги, не осознавали себя их авторами. Таким образом,
"саги об исландцах" совсем непохожи на романы, то есть сознательный
художественный вымысел, а те, кто их писал, совсем непохожи на авторов
романов.

Поскольку те, кто писал "саги об исландцах", верили в то, что все
рассказываемое в них - правда, верили в это, конечно, и слушатели и читатели
этих саг, то есть, в сущности, все в Исландии до совсем недавнего времени.