"Иван Терентьевич Стариков. Освященный храм ("Судьба офицера" #3) " - читать интересную книгу автора

Андрей вышел во двор, сделал зарядку, умылся под рукомойником,
прикрепленном к столбу возле колонки. Потом, растираясь полотенцем, стал
внимательно осматривать хозяйство, каким нечаянно овладел и какое сегодня
дарует ему такое ощущение полноты жизни, которого не ощущал давным-давно. А
тишина и покой! Только в детстве, в родном селе, по утрам он знал такой
покой. Даже в госпитале, где должна господствовать тишина, гул городских
улиц слышен был повсюду. И он, вслушиваясь в этот шум, думал, что это сама
жизнь. А жизнь-то вот какая! Она может протекать и торжествовать беззвучно!
Во двор вошла пожилая, лет пятидесяти женщина в темной одежде - в
фиолетовом джемпере и зеленой длинной юбке. Женщина была среднего роста,
достаточно полная, в одной руке несла глиняный кувшин, а другой прижимала к
себе кастрюльку. Смотрела на Андрея молодыми и любопытными глазами, потом
по-хозяйски вошла в жилище Оленича, оставила там кастрюлю и вновь вышла во
двор.
- Это вы и есть тот офицер из госпиталя? - спросила она как-то нараспев
и удивленно. - А я - Ульяна Петровна, жена Гаврилы Чибиса, старшего сына
Федора Ивановича. Буду к вам приходить помогать управляться по дому. На
одной-то ноге не наскачешься за всем.
- Вам трудно на два двора, наверное. Постараюсь сам тут справиться. Вы
мне лучше расскажите, какое у вас начальство в селе, кто председатель
колхоза, кто в сельсовете. Ну, и вообще о Булатовке.
- Э, тут обо всем не расскажешь и за год. Поживешь, сам увидишь и
поймешь. Скажу только, что председатель Николай Андреевич Магаров - крутого
норова человек. Не нашенский, приезжий. Если что сказал надо сделать, не
отстанет. А не послушаешь, не забудет. Мстительный аспид, не приведи
господи. В сельсовете сидит наш, булатовский, Яшка Пастушенко. Свойский.
Только власть-то его - одна вывеска. Отец наш приедет, он все тебе
растолкует до последней ниточки. Ты бы пошел по селу прошелся, посмотрел бы,
что и где находится, какое оно - наше село. А я тут немного приберусь.
Оленич понял, что она выпроваживает его, чтобы сделать уборку в доме. И
он подчинился - надел протез, взял дюралевую палку, запер Рекса в сарае и,
надев офицерскую фуражку, вышел на улицу. Шел он неспешно, степенно,
внимательно присматриваясь к домам и дворам, здороваясь со встречными
людьми. Некоторые, помоложе, отвечали, не придавая значения, с кем
здороваются, а пожилые окидывали его любопытным взглядом. Село показалось
большим, улицы широкими, но не устроенными. Проезжая часть разбита
тракторами и подводами, тротуаров почти не было, и он представлял, что
делается осенью, когда идут дожди. Но в основном домики были чистые, почти
все побелены, дворы тоже ухожены.
Дойдя до перекрестка, он остановился, чтобы сориентироваться.
Поперечная улица оживлена, пошел по ней, угадав, что это центральная. Так
оно и оказалось: сначала увидел магазин, рядом с ним - чайную, пройдя
дальше, заметил на простой хате вывеску - "Сельская библиотека". Рядом был
сельский Совет. И вдруг он остановился, пораженный открывшейся картиной:
между сельсоветским домиком и большим зданием клуба открывалась площадь.
Посредине ее возвышался памятник погибшим на войне булатовцам. Высокий,
четырехгранный из белого камня обелиск, на каждой грани которого высечены
имена погибших на войне. Фамилии повторяются много раз. Кравченко высечено
более двадцати раз, Коваленко - семнадцать, а Петренко и вовсе много - сорок
три раза. И вдруг Оленич вздрогнул, наткнувшись на фамилию Крыж. Он не сразу