"Иван Терентьевич Стариков. Освященный храм ("Судьба офицера" #3) " - читать интересную книгу автора

- Ясно.
- Тогда вперед!
В коляску посадили Рекса, капитан уселся позади Романа. Сидеть ему с
одной ногой, видимо, было не совсем удобно, да и Роман все время чувствовал
у своего бедра твердую культю. И от этого прикосновения Роману делалось не
по себе...
Как ни уговаривал Оленича поселиться в доме, капитан отказался наотрез:
в доме должен жить хозяин. Выбрал капитан себе летнюю кухню.
- Вот это для меня, парень! Видишь, комната большая, оборудована в
соответствии с моим холостяцким положением: кровать, стол возле окна,
пружинный диван, стулья, шкаф для одежды и даже с зеркалом! И в сенях
кухня - в самый раз! - плита, стол, табуретки, посудные полки. Так что все
прекрасно. Если увидишь хозяина, скажи ему от меня спасибо. Пусть приедет,
надо же обо всем договориться.
- Андрей Петрович, я буду к вам наведываться. Может, чем помогу. У меня
мотоцикл.
Оленич, оставшись один, начал осваивать свое жилище. Первым делом вышел
во двор со своим чайником: он заметил, что колонка находится в глубине двора
около калитки в сад. Расставив костыли, нагнулся, нажал на рычаг - зашумело,
забулькало, и полилась водичка! Набрал чайник, зашел на кухню, поставил на
электроплитку. Потом внес вещевой мешок, начал выкладывать свой сухой паек,
снедь, какую ему положила Люда, - все аккуратно завернутое, все сделано с
любовью. Защемило в груди: "Люда! Милая, любимая Люда! Прости меня, прости.
Несправедлив я к тебе, виноват перед тобой! Только не мог я иначе: должен
испытать себя, должен проверить. Иначе и жизни не было бы. Иначе ты во всем
осталась бы виноватой! А так - я взял на себя все свои грехи и сам буду их
оплачивать и искупать".
Каждый пакет, каждый узелок или сверток напоминал ему о Люде, о том
уютном, наполненном ее душевным теплом коттедже: там его судьба, его
счастье! И он когда-нибудь вернется туда, чтобы отдать долг и выказать свою
благодарность... Чай, насыпанный в плотный пакетик, кусковой сахар в
мешочке, большой брусок сала, завернутого в холщовую салфетку, банка
тушенки, а вот сдобные лепешки, которые пекла она сама. Какой запах! Даже в
руках тают и рассыпаются... Схватил костыли и начал быстро ходить по
комнате, пытаясь успокоиться. Неужели вот так он будет нервничать постоянно?
Стоило ли срываться и ехать сюда, чтобы подвергать свою нервную систему еще
такому испытанию? Наверное, Кубанов был прав, отговаривая Андрея от поездки
к морю...
Но постепенно успокоился. И удивительная вещь! После нескольких минут
глубокого волнения, острых переживаний, а может быть, от воспоминаний о Люде
и от нового прилива нежности к ней ему вдруг стало легко и радостно, словно,
наконец, он нашел объяснение всему, что мучило его. Легко и радостно,
наверное, от сознания, что начинается новая жизнь, о которой он мечтал,
которой так хотел. И может быть, здесь все образуется - он избавится от
приступов болезни, позабудет мрачные дни своего небытия, с ним рядом будет
Люда и будет то, о чем они мечтали вдвоем.
В таком приятном расположении души он лег в постель и крепко уснул.
Проснулся рано утром, на восходе солнца. Было так хорошо на душе, словно
давно забытое солдатское житье вернулось к нему со своим уставным режимом, с
необходимостью постоянного бодрствования.