"Николай Старилов. Самый трудный день (Повесть)" - читать интересную книгу автора

начале войны грешил этим, но потом убедился, что самое большее, что так
можно сделать - при удачном стечении обстоятельств - это разбить гусеницу
у танка, а бутылка скорее всего вообще не причинит никакого вреда, даже
если попадет в смотровую щель. Для пехоты у танка есть только одно
уязвимое место - решетка мотора, но она находится сзади, и поэтому танк
надо пропустить, и если он пройдет через окоп, и если танкисту не придет в
голову nримять его гусеницами, и если тебя не завалит землей и не
перемелет гусеницами, считай, что ты победил.
В своем взводе Алексей не раз и не два подробно объяснял бойцам, как
бороться с танками, но он знал, что его объяснения - это только правильные
слова, а вот выдержат ли ребята, многие из которых еще и в глаза не видели
танков, он не был уверен и даже был готов к этому.
Когда "их" танк еще только начал вползать на высоту, стоявший в окопе
через пять человек от него Мирошкин не выдержал и сделал то, что хотелось
сделать всем и что все сдерживали в себе. Трусость молодого бойца могла
привести к цепной реакции, и хотя Алексей был уверен, что бывалые солдаты
не побегут, но кто знает? - в первые месяцы войны он видел всякое, да и за
эти три недели насмотрелся. Нужно было подавить панику в зародыше. Алексей
закричал: "Назад! Убью!" - и бросился к солдату, но не успел: Мирошкина за
ноги стянули с бруствера, и, сваленный наземь кулаком сержанта Прибылова,
он теперь лежал, нелепо разбросав ноги, ошалело поводя широко открытыми
глазами и тяжело дыша.
Некогда было проводить беседу и в трибунал посылать, и говорить было
некогда. Алексей наклонился и сказал Мирошкину в лицо коротко и тяжело:
- Кровью смоешь.
Мирошкин судорожно попытался отодвинуться от лейтенанта, но
отодвигаться было некуда, и он только вжался в стенку окопа так, что
сверху тонкой струйкой пополз светло-желтый, высохший на солнце песок.
Бросив Прибылову: "Сержант, займитесь бойцом", Алексей вернулся на
свое место и передал по цепи:
- Пропускать танки! Бить по моторам! Отсекать пехоту!
Поглощенный приближением танка, он все же краем глаза видел как
сержант рывком поставил на ноги Мирошкина и сунул ему в руку гранату.
Черный раздвоенный крест, чуть колеблясь в струящемся к небу знойном
воздухе, приближался, и Алексею казалось, что этот символ смерти растет не
вне его, а в самых его глазах и вонзается в них своими острыми углами.
Танк был уже совсем близко, так близко, что был виден рваный след
срикошетившего на броне снаряда, сорвавшего краску и вырвавшего кусок
металла из тела этого зверя.
Танк вздыбливался, вползая все выше, и сектор обстрела его пулемета
оказался над линией окопов.
Алексей встал на правое колено на дно окопа и напряг тело для рывка,
сжимая в руке бутылку. Он еще видел, как засуетились бойцы, или это ему
показалось, а через бруствер уже перевесилась облепленная землей и
блестящая на стыках, быстро двигающаяся куда-то вверх гусеница, и он
перестал что-либо видеть и воспринимать, кроме чёрной массы танка,
отгородившего от него мир. Он не слышал криков солдат, на голову и за
воротник гимнастерки сыпалась земля, вонь бензино-масляной гари наполнила
легкие, и, несмотря на всю нелепость этого, ему почудилось в этом запахе
что-то специфически немецкое, вражеское, что так пахло от тех немцев,