"Константин Михайлович Станюкович. "Берег" и море" - читать интересную книгу автора

флотского офицера, должны это понимать. Не понимали, - спросили бы мужа...
Или... нынче новая мода. С мужьями не советуются. Полная свобода... Жена
сама по себе... Очень хорошо! Так спросили бы одного из ваших знакомых
мичманов...
Просительница бледнела.
Казалось, она не верила своим ушам.
Изумленная, она еще пристальнее глядела на адмирала.
Презрительное молчание и высокомерный вид просительницы еще более
обозлили старика.
И он кричал точно на мичмана:
- Добились своего, сударыня. Дурак-лакей впустил, вы воспользовались
его глупостью, и я принужден вас принять. Так что же вам от меня нужно?
Прошу говорить короче!.. Какое может быть у вас экстренное дело, чтобы
ворваться сюда?
Вместо того, чтобы заговорить о деле, Артемьева повернулась и пошла к
двери.
Адмирал опешил.
Прошло несколько мгновений. Голос его значительно понизился, когда он
проговорил:
- Вернитесь, госпожа Артемьева!..
Она остановилась у дверей и с блестевшими слезами на глазах произнесла:
- С меня довольно оскорблений, ваше высокопревосходительство.
По-видимому, только в эту минуту адмирал увидел, какою благородною
правдивостью дышит печальное, негодующее и строгое лицо этой бледной
брюнетки, изящной и красивой, и, казалось, сообразил, как грубо и
оскорбительно кричал на просительницу.
И, приблизившись к ней, проговорил:
- Напрасно вы, сударыня, приняли так близко к сердцу мои слова.
- Напрасно? - изумленно и строго протянула Артемьева. И тихо, стараясь
сдерживать себя, продолжала: - Вы, адмирал, верно, не помните, что говорили?
Или вам кажется, что вы еще мало кричали и мало говорили оскорбительных
слов, чтобы можно было их принять к сердцу... О, разумеется, сама виновата.
Ведь я не рассчитывала на такой прием... Я думала...
- Вы могли бы пожаловать в часы приема! - перебил старик, словно бы
оправдываясь.
И голос его стал мягче. И сам он не походил на высокомерного, грубого
адмирала.
- Знала. Но мне было необходимо говорить с вами не при публике.
- Я принял бы вас отдельно и в министерстве. Поверьте, Софья
Николаевна, что я не принимаю у себя на дому...
- Значит, я была введена в заблуждение... Мне говорили, что вы
принимаете. Еще на днях графиня Штейгер...
Адмирал, пойманный во лжи, смутился.
Ведь он не отказывал просительницам поважнее и бывал с ними очень
любезен.
И, вместо того, чтобы оборвать обличительницу, он почти виновато
произнес:
- В очень редких случаях, Софья Николаевна...
- Так я надеялась на редкий, счастливый случай. Он был важен для меня.
Мне с разных сторон говорили, что вы... добрый человек, и я поехала.