"Константин Михайлович Станюкович. Дуэль в океане" - читать интересную книгу автора

и крупными губами, и слушал, полный сочувствия, его слова, дышавшие то
искренним негодованием, то восторженностью юнца ко всему чистому, хорошему и
благородному.
К концу перехода уж Сойкин не говорит я большую часть времени рисует.
Он немного художник и мечтает по возвращении в Россию оставить службу и
поступить в академию художеств.
Ненависть между Байдаровым и Сойкиным усиливалась. Один не скрывал ее,
другой, казалось, не обращал внимания на презрительные насмешки и
высмеивание Байдарова в разговорах с другими. Они не разговаривали друг с
другом и только официально-сухо раскланивались при встрече в кают-компании
по утрам.
Петр Васильевич уже раньше старался примирить их. Но все попытки ни к
чему не привели. Петр Васильевич взял только с Байдарова обещание не
издеваться в кают-компании над механиками.
- Вы понимаете, что допустить этого в кают-компании не могу. Так не
заставьте старшего офицера останавливать вас...
- Слушаю-с! - официально отвечал Байдаров.
- Я прошу у вас не официального: "слушаю-с", Николай Николаич! Я вашего
слова прошу. Перед вами не старший офицер, а товарищ... И... вы... извините.
Не понимаю этого... ненавидите Сойкина...
- Слишком много чести для него... Я просто игнорирую его и не говорю с
ним.
- Вижу, вижу, Николай Николаич... Вы многих не признаете... достойными.
Простите: большая в вас гордыня... Но хоть не высмеивайте и не оскорбляйте
Сойкина, Николай Николаич. Ведь и самого терпеливого можно вывести из себя,
и... история. Он же останется виноватым... Вы - лейтенант, а Сойкин -
прапорщик... Будьте великодушны, Николай Николаич!
Петр Васильевич просил так взволнованно, но горячо, что Байдаров обещал
не быть виновником неприятностей для Петра Васильевича.
И старший офицер благодарил и успокоился. Истории не будет.
И вдруг теперь?
Сойкин бледен, как смерть. Наверное, Байдаров говорил что-нибудь
нехорошее. Он ведь любит поражать оригинальностью бессердечных взглядов и
травить мичманов... а механиков и артиллеристов считает чуть не идиотами,
если они не молятся на него, как на божка. "А ведь дал мне слово... Какой
несимпатичный человек!.."
А "Васенька" в эту минуту воскликнул, весь вспыхивая, со слезами на
глазах:
- Ваша теория о женщинах безнравственна... позорна. Да... позорна. И
вообще ваши взгляды... возмутительны... Я должен это сказать... Обязан...
Мы, флотские, - аристократы, а другие - плебеи?! И матросы - рабы, а мы -
живодеры? Нет... Неправда... Ретроградам скоро отходная...
- Прежде выучитесь говорить прилично и избавьте меня от ваших пылких
излияний... Не обидно, а... неостроумно. Изливайтесь своим единомышленникам,
- рассчитанно отчеканивал медленно и тихо Байдаров и с презрительной,
уничтожающей усмешкой взглянул на Сойкина.
Петр Васильевич бросил котлету мясных консервов и, стараясь побороть
волнение, проговорил:
- Васенька! Ну что вы ершитесь... И то жарко, а вы... горячитесь...
какой вы спорщик, голубчик? Вы все: "трах" да "трах", а Николай Николаевич