"Константин Михайлович Станюкович. Загадочный пассажир" - читать интересную книгу автора

- То-то вообще... И я вообще думаю, что скучища... Тоже поехал бы к
знакомым на елку... А вместо этого с полуночи на вахту... Что бы нам зайти
на Мыс...{352} Там по крайней мере... англичанки...
Молодой доктор, сидевший за книгой, поднял глаза на Ивана Васильевича.
"Тоже любовь!" - высокомерно подумал доктор и собирался предложить
Ивану Васильевичу применить к нему новое средство излечения от страсти,
вычитанное недавно им из медицинского журнала.
Видимо не имевшие темы для разговора два скучающие мичмана лениво
перекидывались словами о том, когда Батавия и что там интересного, будут ли
они произведены в Новый год в лейтенанты, сколько каждый выплыл ценза{353},
и сели играть в шахматы.
- Что бы нам зайти на Мыс! Там по крайней мере англичанки! -
раздражительно воскликнул Вершинин.
Мичманы оживленно встрепенулись. И один проговорил:
- Вот так чудесно... А то знакомься с малайками на Яве...
- И отчего в самом деле мы не зайдем на Мыс... И нам и команде
следовало бы освежиться... А то за какие вины с ума сходить от одури?
- Вам, господа, только на уме берег... Тогда не поступали бы во флот! -
заметил старший офицер.
- Я и уйду из флота, Евгений Николаич!
- В чиновники? - спросил старший офицер.
- В чиновники. Дядя - товарищ министра. Он устроит.
- Нынче везде без протекции ничего не получишь! - заметил Вершинин.
- Уж будто!.. Нужно и образование, и труд, и способности, - авторитетно
промолвил Евгений Николаевич.
Мичман Каврайский, худой, нервный молодой человек с умными небольшими
глазами, горевшими злым блеском, сидел в стороне, в кресле у фортепиано,
слушал и злился. Злился и оттого, что ему противна служба и он служит, и
потому, что он молод и часто кашляет, и потому, что он не знает, к чему
приступиться и что делать, чтобы не чувствовать постоянного компромисса, и
потому, что он не может отделаться от того, что считает позорным, - от лжи,
от лицемерия и зависти. Он злился, что слышит здесь одну только пошлость и
никто не обращает внимания на его речи, обыкновенно останавливаемые старшим
офицером. Он злился и за то, что не может написать на бумаге то, что волнует
его и занимает его мысли, - о пересоздании общества, о новой этике, - и за
то, что не умеет сложить стихов. Он злился и за то, что он обречен на
неизвестность, и что нет у него друга, перед которым мог бы излиться...
Каврайский услышал последние слова старшего офицера, главное - этот
тон, увидал красивое, самодовольное лицо.
"Экая ты великолепная скотина!" - хотел крикнуть Каврайский и, вместо
этого, волнуясь, проговорил:
- Вы, Евгений Николаевич, конечно, будете адмиралом...
Выходил как будто и комплимент, но старший офицер почувствовал, что
хотел сказать Каврайский, и, словно бы не слыхал его слов и обратился с
чем-то к доктору.


III

- К повороту оверштаг! Право на борт! - донесся через люк взволнованный