"Константин Михайлович Станюкович. Пассажирка" - читать интересную книгу автора

Когда старший офицер уже выходил из каюты, капитан еще раз повторил ему
вдогонку, и на этот раз снова резким тоном командира:
- Так, пожалуйста, чтобы боцмана не ругались. Особенно Матвеев.
- Есть! - на ходу ответил старший офицер.
Он в тот же вечер позвал к себе в каюту обоих боцманов, Матвеева и
Архипова, и, объяснив, что на клипере будут две пассажирки, строго приказал
не ругаться и велел это приказание передать унтер-офицерам и команде.
Отдавая такое приказание, Степан Дмитриевич, и сам большой охотник до
крепких словечек, сознавал в душе, что исполнить его боцманам будет очень
трудно, пожалуй даже невозможно. И, вероятно, именно вследствие такого
сознания, он, пунктуальный исполнитель воли начальства, еще грознее и
решительнее повторил, возвышая голос:
- Чтобы во время работ ни гу-гу! Слышите?
- Слушаем, ваше благородие! - отвечали оба боцмана и в ту же секунду,
словно охваченные одною и той же мыслью, переглянулись между собою.
Этот быстрый обмен взглядов двух боцманов совершенно ясно выражал
полнейшую невозможность исполнения такого странного приказания.
- Смотри же! - прикрикнул старший офицер. - Особенно ты, Матвеев, не
давай воли своему языку. Ты загибаешь такие слова... Черт знает, откуда
только берется у тебя всякая ругань. Чтобы ее не было!
Матвеев, пожилой, небольшого роста, крепкий и коренастый человек, с
рыжими баками и усами, почтительно выпучив глаза, нерешительно переступал
босыми жилистыми ногами и усиленно теребил пальцами фуражку.
- Буду оберегаться, ваше благородие, но только осмелюсь доложить...
И боцман еще сердитей затеребил фуражку.
- Что доложить?
- ...Осмелюсь доложить, что вовсе отстать никак невозможно, ваше
благородие, как перед истинным богом докладываю. Дозвольте хучь тишком,
чтобы до шканцев не долетало и не беспокоило пассажирок. Чтобы, значит,
честно, благородно, ваше благородие, - прибавил в пояснение Матвеев,
любивший иногда в разговоре с начальством вворачивать деликатные слова.
На смуглом худощавом лице Архипова выражалось полное сочувствие к
просьбе товарища.
- Тишком?! - переспросил старший офицер, подавляя улыбку. - Ты и тишком
так орешь, что тебя за версту слышно. Глотка-то у тебя медная, у дьявола!
Боцман стыдливо заморгал глазами от этого комплимента.
- Ты пойми, Матвеев, пассажирки - дамы. При них ведь нельзя языком
паскудничать, как перед матрозней.
- Точно так, ваше благородие, известно дамы! - осклабился боцман. - К
этому не привычны.
- То-то и есть! Так уж вы остерегайтесь... Не осрамите... А не то
командир строго взыщет, да и я не поблагодарю...
- Будем стараться, ваше благородие! - ответили разом оба боцмана
подавленными голосами.
- Ступайте!
Они юркнули из каюты старшего офицера, осторожно, на цыпочках, прошли
один за другим через кают-компанию и, очутившись в палубе, остановились и
снова переглянулись, как два авгура, без слов понимающие друг друга.
- Ддда! - протянул Матвеев.
- Ловко! - промолвил и Архипов.