"Константин Михайлович Станюкович. Мрачный штурман" - читать интересную книгу автора

дремота после обеда в кресле и ласковый шепот жены: "Усни, Лаврик, на
кровати", вечера в клубе или дома с несколькими хорошими игроками за
вистом{53} по маленькой, эдак робберов{53} двенадцать, вкусная закуска с
обильной, выпивкой привезенной марсалы и затем безмятежный сон счастливого
человека на мягкой пуховой постели рядом со своей Машетой, необыкновенно
авантажной в своем кокетливом ночном чепчике, из-под которого выбиваются
черные косы, всегда нежной и ласковой (даже в случае проигрыша Лавриком за
вистом), - не счастливая ли это в самом деле жизнь, за которую можно только
благодарить судьбу?!
Такие мысли в последнее время все чаще и чаще приходили в голову
благополучного Лаврентия Васильевича, и он все более и более разгорался
желанием скорее вкусить давно не испытанных тихих радостей семейной жизни и
броситься в объятия своей верной Машеты. И сама эта тридцатипятилетняя,
полная и рыхлая Машета с моложавым и румяным, но самым банальным лицом,
которую мичмана, видевшие Марью Петровну на проводах, дерзко окрестили
"холмогорской коровой", рисовалась теперь пылкому воображению соломенного
вдовца в самом очаровательном, соблазнительном виде, далеко не
соответствующем действительности.
- Через неделю придем, не правда ли? - обращался ко всем возбужденно
Лаврентий Васильевич.
- Придем... придем!.. А небойсь много везете с собой денег, доктор? -
спрашивали молодые люди.
- Так, кое-какие деньжонки есть! - с уклончивой скромностью отвечал
доктор.
- У доктора, господа, в кубышке, наверное, тысяч десять лежит! -
уверенно выпаливает "легкомысленный мичман", возвращавшийся, как и большая
часть молодежи, без гроша в кармане.
- Уж и десять! Не жирно ли будет?
- А сколько?
- Слава богу, если тысчонки три наберется! - скромно говорил он,
уменьшая про всякий случай на две тысячи с хвостиком цифру своих сбережений.
- Не маловато ли, доктор?
- А вы, видно, лучше меня знаете? - недовольно замечает Лаврентий
Васильевич, не особенно охотно посвящавший посторонних в свои денежные дела.
- Мы думали, гораздо более, и рассчитывали, что вы по случаю
возвращения нас всех угостите шампанским!
- Ну, уж это шалите!.. У меня на шампанское, господа, денег нет... У
меня не шальные деньги, как у вас, у легкомысленного мичмана! Однако что ж
это не накрывают на стол? - круто обрывает доктор щекотливый разговор. - Уж
время и обедать! - прибавляет он, взглядывая на часы.
И при мысли об обеде маленькие свиные глазки Лаврентия Васильевича
загораются плотоядным огоньком. Он осведомляется, какие будут кушанья, и
сладко подсасывает своими толстыми, мясистыми губами.


V

Среди всех этих радостных и веселых лиц моряков один лишь старший
штурманский офицер, Никандр Миронович Пташкин, сохранял обычный свой
сдержанный, холодный и сумрачный вид, не обнаруживая ничем, по крайней мере