"Константин Михайлович Станюкович. Севастопольский мальчик (Повесть из времени Крымской войны)" - читать интересную книгу автора

записку снести, и получишь гривенник...
- Никак невозможно, Михайла Михайлыч!..
- Отчего?
- Мать очень больна и велела дать знать тятеньке на "Констентине"...
Может, отпустят... хоть на полчасика. Попросите, барин, за тятьку. А я при
мамке... хожу за ней.
- А как фамилия твоего тятьки?
- Ткаченко... фор-марсовой, ваше благородие!
Мичман достал из кармана книжку и карандаш, вырвал листок и на спине
Маркушки написал просьбу отпустить на берег фор-марсового Ткаченко к
умирающей жене.
"Умирающей" назвал добрый, жизнерадостный мичман для большей
убедительности.
Он отдал записку унтер-офицеру на катере и велел немедленно передать
старшему офицеру.
- Есть, ваше благородие.
А Маркушке мичман сказал:
- Твое дело сделано, Маркушка. Отца спустят на берег... Я прошу за
него...
Маркушка благодарил.
- Доктор был у матери?
- То-то не был, ваше благородие.
- Дурак! Мне бы сказал. Иди за мной!
И, торопливо поднимаясь по лестнице, мичман кричал:
- Доктор! Иван Иваныч! Подождите!
Рыжеватый доктор остановился.
- Ну что вам, пылкий мичман?
- Не откажите, голубчик, посмотреть мать этого чертенка. Жена нашего
молодца фор-марсового Ткаченки. Очень больна. Не встает с постели.
- Дюже исхудала! - вставил Маркушка.
Доктор спросил у Маркушки адрес и обещал быть скоро в матросской
слободке.
- Так беги домой, Маркушка... И твой тятька и доктор придут... Обрадуй
мать...
- И дай вам бог за вашу доброту, Михаил Михайлыч. Сколько вгодно буду
носить вам письма.
- Скоро, Маркушка, не придется... А вот тебе гривенник... Купи себе
чего хочешь.
Маркушка заложил монету для верности за щеку и пустился во весь дух
домой.
Скоро, едва переводя дух, он вошел в комнату, положил на табуретку
около кровати виноград и несколько груш и радостно произнес:
- И тятька придет... И дохтур будет... И дяденька-яличник сказал, что
ты скоро оправишься - только вылежись, мамка! Дяденька понимает, не то что
какие вороны...
Озноб у чахоточной прошел. Ей было лучше. Вести Маркушки значительно
подбодряли матроску.
И, любуясь своим смышленым сыном, она с радостным восхищением
проговорила:
- И какой же ты умный, Маркушка! И как ты все это обработал.