"Константин Михайлович Станюкович. Кириллыч ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора - Да потому, что сила была на стороне неприятеля.
- Си-ла? - иронически протянул Кириллыч. - А я по своему глупому рассудку так полагаю, что господь уж зараньше определил наказать Севастополь. Потому и взяли. - Наказать? За что? - удивленно спросил я. - А за те самые грехи, за которые бог наказал Содом-Гоморру! - горячо проговорил Кириллыч, соединяя оба города в один. - Потому, доложу вам, вашескобродие, слишком уж распутно по части женского пола жили в Севастополе. Вовсе забыли бога. Так в грехах, примерно сказать, и купались. Какая своя жена, какая чужая - не разбирали. После, мол, разборка будет. Господа пример показывали, а за ими и наш брат, простой человек... У всех, почитай, полюбовницы были от женок... Ну, и те не зевали. И такой вроде быдто содом-гоморр шел, что страсть!.. А бог смотрел-смотрел, терпел-терпел и под конец не стерпел. "Надо, говорит, разорить Севастополь, чтобы, мол, камня на камне не осталось!.." И в те поры императору Николаю Павловичу отколе ни возьмись вдруг объявился во дворце монах и прямо в кабинет царский. "Так, мол, и так, ваше императорское величество, дозвольте слово сказать". Дозволил. "Говори, мол, свое слово". А монах лепортует: "Хотя, говорит, ваше величество, матросики и солдатики присягу исполнят, как следовает, по совести, но только Севастополю не удержаться по той самой причине, говорит, что господь очень сердит, что все его, батюшку, забыли. И для примера попомните, говорит, мое слово: француз победит. И тогда, говорит, ваше императорское величество, беспременно прикажите вашему сыну, чтобы распутство и жестокость начальства повелел искоренить и чтобы хрестьянам объявить волю. А ежели, говорит, ваше величество, этого не одоление". Император слушал, как монах дерзничал, да как крикнет, чтобы монаха тую ж минуту забрить в солдаты. Прибежали на крик генералы, а монаха и след простыл. Нет его... Точно сквозь землю провалился... А вскорости после того император и умер, потому не стерпел, что русскую державу и француз одолел. То-то оно и есть! Вот самая причина, почему француз взял Севастополь и после замирения вышла воля! - закончил Кириллыч. Мне и раньше доводилось слышать от стариков матросов, что Севастополь разорен за грехи, но черноморцы говорили об этом далеко не в такой категорической форме и не с тою глубокою убежденностью, какою звучали слова Кириллыча. Что же касается до появления какого-то монаха и связи падения Севастополя с освобождением крестьян, то едва ли в данном случае Кириллыч не приурочил разные слухи, ходившие в народе перед волей, к собственным своим желаниям, угадав чутьем значение Крымской войны. - Уж разве такие грешники жили в Севастополе? - спросил я Кириллыча. - То-то совсем срамота была... Все: и старые и малые на баб льстились. - И жестокие начальники, как вы говорите, были? - Такие, можно сказать, отчаянные в жестокости, что и объяснить трудно... а вместе с тем жестокий-жестокий - убить, кажется, не жалко его - матроса казнил без всякой отдышки, а заботу об ем по-своему имел... Поди ж ты, какие люди бывают! - в каком-то философском раздумье прибавил Кириллыч. - Кто ж у вас такой был? - Много их было, но только страшней Сбойникова не было. Может, слыхали про капитана первого ранга Сбойникова? - Слыхал по фамилии... Он был убит в Севастополе. И говорили, будто |
|
|