"Константин Михайлович Станюкович. Кириллыч ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

работали. И всех, значит, арестантов выпустили - работай и вы, мол, вместе с
прочими, и за то вам будет прощение. И бабы и девки, матросские женки да
дочери, тогда старались вместе со всеми - помогали, всем жалко было
Севастополя. Через дня два всех нас расписали по бакстионам, а залишним дали
ружья и заместо войска назначили. Ждем мы таким родом неприятеля... А
Корнилов-адмирал объезжал, значит, по всем батареям да по городу и
обнадеживает: "Все, говорит, лучше помрем, а без бою не отдадим
Севастополя!" Только он да Нахимов в те поры и распоряжались, а остальных
адмиралов да генералов что-то не видно было. Сказывали, быдто вовсе пали
духом: растерялись, значит. Город, мол, беззащитен. "Что поделаешь с
горсткой матросов против всей армии..." А Нахимов да Корнилов
подбадривали... Отчаянные были адмиралы... Первый отвагой брал, а другой и
очень башковатый был... Ждем день, другой... И в те поры мы так и полагали,
что помирать всем до одного... Где же горстке сустоять против всей армии?..
Однако господь, видно, продлить испытание хотел и навел туману на ихних
генералов.
- Какого тумана?
- Да как же? Заместо того, чтоб идти прямо на Севастополь с северной
стороны и брать Севастополь, а нас всех перебить, они в обход пошли, чего-то
испужались. Видим это мы, что они тянутся на южную сторону - вздохнули...
Значит, он осаду поведет... штурмовать не согласен. Тем временем и Меньшиков
вернулся с армией. Дело и пошло взатяжку... Мы знай себе все батареи
строим... И он строит. Отстроился и начал бондировку. Страсть как жарил.
- А вы где были?
- На четвертом бакстионе, вашескобродие...
- А Сбойников?
- А он рядом с нами батареей командовал... И строил сам... В два дня
она у его, дьявола, была готова. Сам день и ночь стоял - и чуть заметит, что
матрос отдохнуть захочет или покурить трубочки, он его приказывает отодрать
линьками... Хуже, чем на судне, страху нагонял... Война не война, а он все
зверствовал... Другие, которые прежде матроса не жалели, как война пошла,
попритихли... Прежде, бывало, чуть что - в зубы или драть, а теперь -
шабаш... опаску, значит, имели, как бы за жестокость свои не пристрелили...
Разбирай потом. А этот еще сердитей по службе стал - нисколько не переменил
карактера... Ну и возроптали у его на батарее матросики... Но только он
внимания не обращал на это - свою линию вел. И чтобы вы полагали,
вашескобродие, он делал? Бывало, велит комендору навести орудие, и если
бомба или ядро не попадет в цель, он этого комендора на четверть часа на
банкет, под неприятельские, значит, пули на убой... Что выдумал-то? Редко
кто живым оставался. А одного писаря так прямо велел привязать... потому тот
стоять со страха не мог.
- А другие стояли? - спросил я.
- Что будешь делать? Стояли! Но только пошел по батарее ропот, все
больше да больше. И без того каждый раз от бондировки людей убивают да
ранят, а генерал-арестант еще сам под расстрел ставит... А надо вам сказать,
стреляли на батарее Сбойникова, почитай, лучше всех. Первая батарея была. До
того, значит, он застращал... Кому лестно под расстрел попасть? Однако
терпели-терпели, да раз, когда Нахимов приехал на батарею, какой-то комендор
и скажи... "Так и так, ваше превосходительство, а терпеть, мол, командира
никак невозможно... беззаконно расстрелом наказывает..."