"Октавиан Стампас. Цитадель ("Тамплиеры" #3) " - читать интересную книгу автора

наказание было придумано без долгих раздумий.
- Ешь! - сказал бербер, глядя в глаза Анаэля, затянутые дымкой боли.
Тот понял, что это приказание надо выполнить, вступать в переговоры
бесполезно. Он медленно протянул руку к рассыпанным ягодам и стал
засовывать их в рот. Шама тихонько отполз в сторону, и схоронился за
деревом.
Песок скрипел на зубах, землистого цвета слюна ползла по бороде
Анаэля. Вкус ягод был омерзителен, а перемешанный со вкусом пыли, особенно.
Тошнота подступала к горлу. Надсмотрщик дождался, когда все рассыпанное
будет съедено. Бич, как живое существо шевелился у него в руке, в
нетерпеливом ожидании работы. Закончив "трапезу", Анаэль откинулся к
стволу, вытирая рот тыльной стороной ладони.
- Остальное отнесете куда положено, - сказал бербер и, подобрав свое
надсмотрщицкое орудие, ушел.
Шама выполз из-за ствола, сочувственно повздыхал и сообщил, между
прочим, что Анаэлю, в общем-то, повезло.
- Повезло?
- Того перса, о котором ты спрашивал, за то же самое запороли
насмерть. Били так, что кожа налипла на бич и он перестал щелкать в
воздухе. Назореи не зря держат берберов на этой работе, хотя, те и верят в
Христа.
В ответ на этот короткий рассказ, Анаэля внезапно вырвало только что
съеденным.
Почти всю ночь бывший ассасин, несмотря на страшное утомление, не
спал. Будущее ему перестало рисоваться в соблазнительных красках.
Монотонная каторга на плантации, жуткая еда, постоянная угроза получить
удар бичом по спине или что-нибудь похуже. К концу лета он превратится в
существо, не только не способное отомстить Синану... ему будет все равно,
существует ли вообще на свете этот одноглазый обманщик. Надобно что-то
предпринять. При свете это стало еще очевиднее, особенно при взгляде на
распухшее колено. Увидевший ногу напарника, Шама озабоченно зацокал языком.
Затравленно оглянувшись, он прошептал Анаэлю на ухо толстыми,
потрескавшимися губами:
- Когда все выйдут, задержись.
Так и было сделано. Подчиняясь команде надсмотрщика и церковного
служки, сервы, как обычно, начали выползать наружу, вздыхая, нехорошо
откашливаясь. Шама, убедившись, что никто не смотрит в его сторону, быстро
достал из складок своей невообразимо грязной набедренной повязки небольшую
серебряную коробочку, открыл ее сломанными ногтями; запахло смолой. Негр
выгреб из коробочки пальцем немного желтоватой мази, нанес на ушиб и стал
растирать.
- Этот бальзам еще моему деду... - но ему не пришлось закончить свой
рассказ. Раздались крики бербера. Надо было спешить. Кое-как встав на ноги,
закусив от боли губы, опираясь на руку Шамы, Анаэль заковылял к выходу из
сарая.
Бальзам оказал свое действие и, несмотря на непрекращающуюся боль,
бывший ассасин продержался весь рабочий день. Сделаться больным, по словам
иудея, было смертельно опасно, все больные немедленно куда-то исчезали, и
ничего о них больше не было слышно. Кажется, они шли на корм собакам.
Ночью в темноте Шама повторил процедуру, к утру опухоль стала спадать.