"Октавиан Стампас. Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1) " - читать интересную книгу автора

ослами, и я реву. Все стали с себя одежду скидывать, и я скидываю. Как
скинули одежду, стали намазываться всякими мазями, и меня намазывают. Я как
глянул, мать честная! - у меня нижняя плоть ослиная сделалась, а на том
месте, которое вы деликатно называете афедроном, некое подобие хвоста
прицепилось. Тут все принялись кругами друг за дружкой бегать. Побежал и я
за чортовой своей Гвинельефой, так и мелькает перед глазами ее толстенький
и аппетитный афедрончик. Она почему-то все убегает и убегает, а я почему-то
все не могу и не могу догнать ее. Что ты будешь делать! Бегу я, это самое,
и вдруг начинаю замечать, что и не Гвинельефа это вовсе, а какая-то
совершенно другая голобабия, и не толстая даже, а наоборот такая, каких я
предпочитаю сторониться по их недоброй худобе. Волосы кучерявые по спине
колотятся, а как обернулась, тут я ее и признал - та самая ведьма наглая,
которая с Генрихом вместе приехала.
- Мелузина?
- Во-во, она самая, Мелузина, в зад ей осина! То бишь, в афедрон. Я
остановился, и она оглянулась и тоже встала. Как набросилась на меня, как
стала обвиваться вокруг да целовать меня. И все шепчет, что любит, что
давно обо мне мечтает и все такое прочее...
- Постой-постой, любезнейший Аттила, как же так ты говоришь, что это
была Мелузина, если Мелузина приехала вместе с императором уже после того,
как я покинул Верону и отправился в Мантую. Где же ты был до этого, а? -
грозно спросил я.
Аттила побледнел, затем покраснел, поняв, что проболтался. Лгать он не
умел и всегда обязательно пробалтывался, потому что язык его был врагом
его.
- Правда ваша, сударь мой Лунелинк,- захлопал он глазами.- Загулял я,
велите меня высечь, как секут пьяницу Золтана у нас в Вадьоношхазе.
Попутала меня чертовка Гвинельефа, заморочила, и не мог я никак из ее пут
выбраться. Я и знал, что вы один уехали, а все думал: "Последний денек
побуду с Гвинельефой и тотчас отправлюсь в Мантую". Потом прошел день, я
подумал: "Ну все, на сельский праздник схожу вот только, да и в Мантую".
Вот меня Бог и наказал. Вместо того, чтобы с вами вместе поехать, я два дня
и две ночи проваландался в проклятой Вероне и оказался весь с переломанными
ребрами.
- Как же так? - спросил я.
- А вот так уж, сударь,- промычал Аттила и громко разрыдался, видимо,
очень сильно жалея себя и свои переломанные ребра. Насилу его успокоив, я
стал расспрашивать его, что было дальше, и он принялся рассказывать:
- Впал я в грех, и нет мне прощения! Возьмите ваш Канорус и отрубите
мою глупую тыкву. Я ведь, сударь вы мой, человек неженатый, вот и тянет
меня женская сила, притягивает, манит. Я и поддался словам и ласкам
Мелузины. Долго мы с ней предавались любовным утехам. И так, и сяк, и по
всякому, только вдруг увидел я, что бегу на четырех ногах, будто кабан, а
она сидит у меня на загривке да погоняет, чтобы я, значит, быстрее бежал.
Вот какое глупое и позорное паскудство со мною свершилось. Бегу я и
всхрюкиваю, да бегу-то резво эдак, весело, прямо как ваш Гипериончик. Она
же знай меня пятками похлопывает. Смутно помню, какой дорогой и куда мы
прискакали, в голове у меня сильный дурман стал кружиться. Но я все же
запомнил, что там была площадка круглая, выложенная огромными каменными
глыбами. Посредине колодец, и то ли кто-то сказал мне, то ли я каким-то