"Иван Фотиевич Стаднюк. Человек не сдается " - читать интересную книгу автора

расправиться с тем "полковником".
Петр Маринин в другое время был бы очень польщен тем, что начальник
политотдела дивизии из всех офицеров в колонне взял себе в помощники именно
его. Но недавняя смерть Гриши Лоба и то напряжение, которое, кажется, даже в
воздухе витало и мешало дышать полной грудью, та угарно-тяжелая атмосфера
ожидания боя - с настоящим, стреляющим по тебе врагом, и все-таки боя, как в
глубине души полагал Петр, не настоящего - все это заставляло думать о
другом, держать сердце и нервы в кулаке, настороженно приглядываться к
окружающему. Петр помнил слова старшего батальонного комиссара Маслюкова,
сказанные [94] им недавно на партийном собрании, что фронт там - где мы, что
главное для нас то, что мы делаем сейчас, сию минуту. Значит, и здесь фронт.
Фронт - это мы. Однако предстоящий бой, как и вся эта обстановка, в которую
попали многие сотни людей, казались ему нелепостью. И Петр внутренне
содрогнулся от таких мыслей. Стало не по себе, что и многие другие (а это
точно!) думают так же, как и он. Всем страшно погибнуть в этом не настоящем
бою с каким-то случайно встретившимся на пути отрядом фашистских
диверсантов-десантников, страшно безвестно остаться лежать убитым на этом
зловещем поле, в то время как автоколонна при первой же возможности
устремится на восток, туда, где наверняка уже появилась стабильная линия
фронта. И что бы там комиссар ни говорил, но фронт - впереди, где-то на
старой границе с панской Польшей... Ах, нет, старая граница уже километрах в
семи позади! Значит, фронт под Минском, чего тут сомневаться. И надо скорее
вырываться из этого пекла, скорее туда, к фронту, и там уже стоять насмерть.
Да, но чтобы вырваться, надо идти в бой, в атаку, надо кому-то
погибнуть и, может быть, остаться несхороненным лежать под открытым небом,
под знойным солнцем. И это - необходимость, жестокая и ужасная
закономерность войны. И нечего здесь распускать слюни, прикидывать, где бой
настоящий, а где нет. Фронт - это мы! Здесь, на этом фронте, погиб сегодня
чудесный парень Гриша Лоб, разоблачив смертью своей переодетых фашистов и
сохранив этим, может, десятки жизней наших людей...
Значит, чтобы ударить по врагу как следует и вырвать из ловушки
колонну, надо приказать идти в атаку всем, а командирам и политработникам -
впереди...
- Маринин! - окликнул Петра Маслюков, оторвав его от мыслей, которые
после сумятицы в голове начали приобретать стройное течение.
Когда Петр перешел на другую сторону колонны, старший батальонный
комиссар сказал ему:
- Надо проследить, чтоб народ из приблудных машин не отсиживался в
колонне, когда в атаку поднимемся. Видишь, наиндючились как! - и старший
батальонный комиссар указал на группу бойцов, молча куривших у грузовика. -
Небось думают: влипли с этой колонной, сами бы проскочили. На таких надежды
мало.
Петр с восхищением посмотрел на Маслюкова. Ведь начальник политотдела
говорил почти о том же, о чем он, Маринин, только сейчас размышлял...
Когда пошли дальше, Петр неожиданно столкнулся у санитарного автобуса с
отцом Ани - военврачом Велеховым. Поблекший, сникший, с блуждающим взглядом,
он не был похож на того недавнего - чопорного и гордо носившего себя
Велехова.
- Здравствуйте, мой молодой друг, - первым поздоровался он с Марининым
каким-то болезненным голосом.