"Иван Фотиевич Стаднюк. Исповедь сталиниста (про войну)" - читать интересную книгу автора

спасаясь от неминуемой смерти, уехал в Чернигов к брату Якову, который был
там на партийной работе. К тому времени я уже закончил четырехлетку. В
Чернигове тоже было голодно. Чувствуя себя лишним ртом в семье брата, я
ползимы проучился в пятом классе школы №4 имени Коцюбинского, а потом
сбежал в свою родную Кордышивку, хотя там голод еще свирепствовал в полную
силу. Вторую половину зимы ходил в школу Степановского сахарного завода -
за четыре километра от нашего села.
Голод, как говорят, не тетка. Вновь пришлось проситься к Якову, но уже в
город Нежин, где он работал директором библиотечного техникума. В Нежине,
в школе № 1, успел закончить шестой класс, после чего оказался в
безвыходном положении: Якова сняли с работы и исключили из партии. На
заседании бюро райкома он отказался сдать партийный билет ("Не вы мне его
вручали, не вам отнимать..."), вырвался из рук накинувшихся на него членов
бюро, выбежал на улицу и скрылся. Не заходя домой, пешком ушел в Киев.
Написав там апелляцию в ЦК КПУ, жил в подполье, пока через год его жена -
Мария Ивановна Чумак, тоже переехавшая в Киев, не получила извещение о
восстановлении Якова в партии.
Но все это случилось потом. А мне-то куда было подаваться из Нежина?... И
взяла меня в нахлебники сестра Афия, ставшая к тому времени учительницей.
Вначале учительствовала она в селе Старая Басань Бобровицкого района
Черниговской области, а выйдя замуж за милицейского работника, переехала в
село Тупичев (тогда райцентр) Черниговской области. В Старой Басани я
проучился ползимы в седьмом классе, заканчивал же семилетку в Тупичеве,
после которой поступил в Винницкий строительный техникум. Проучился в нем
одну зиму и убедился, что строителя из меня не получится: туго давались
алгебра и химия. Зато преподаватель по русской и украинской литературе
Мовчан на одном из уроков, где разбирались сочинения первокурсников на
вольную тему, обронил мысль, что мне надо искать себя в литературе,
особенно в жанре юмора. Понравилось ему мое описание того, как я
дрессировал домашнюю свинью, чтоб носила на себе самодельное седло с
веревочными стременами, катала меня, и это окончилось тем, что в одном
"забеге" по подворью она так резко остановилась у корыта, что я перелетел
через ее голову и шлепнулся в свиное хлебово... Впрочем, и в нежинской
школе учительница по литературе, Ксения Константиновна, когда мы,
шестиклассники, изложили своими словами рассказ Марко Вовчка "Горпина",
прочитала мою работу, увеличившуюся по сравнению с авторским текстом
вдвое, и сочла необходимым ознакомить с ней другие классы, даже старшие,
пророча мне писательское будущее. Я действительно был взволнован трагедией
Горпины - героини рассказа, которая, идя в жатву на панщину, напоила дите
отваром из головок мака, чтобы оно крепко спало в ее отсутствие, а
вернувшись, застала ребенка мертвым. Я буквально обливался слезами,
пересказывая в школьной тетрадке чужой сюжет, мысленно видя все
по-своему... В итоге меня прозвали в школе Горпиной...
Строительный техникум пришлось бросить. Расставаться с Винницей было
тяжело. Слова, сказанные преподавателем Мовчаном, что мне следует искать
себя в литературе, запульсировали в моих мыслях. Я зачастил в Дом-музей
Михаила Коцюбинского, поражаясь, что именно здесь, в Виннице, в двадцати
пяти километрах от моей Кордышивки, родился такой великий писатель.
Впрочем, как слышал я тогда от старых людей (а позже узнал из книг), и в
самой нашей Кордышивке восемь лет жил классик украинской драматургии