"Иван Фотиевич Стаднюк. Исповедь сталиниста (про войну)" - читать интересную книгу автора

заезжать не стал, понимая, что добытый мной материал надо готовить к
публикации коллективно и срочно. Мысленно видел первую полосу газеты с
портретом Тони Крупеневой в центре, с ее письмом бойцу Кудрину, с ответом
ей минометчиков, со стихами Давида Каневского, броской "шапкой" и чем-то
еще другим, что придумает старший батальонный комиссар Поповкин и вся наша
редакционная братия, кто окажется на месте.
Через два дня, 7 октября 1942 года, вышел очередной номер нашей газеты,
первая полоса которой целиком была посвящена минометчику Кудрину и Тоне
Крупеневой (в романе "Меч над Москвой" - Алесю Христичу и Ирине
Чумаковой). Номер действительно удался на славу, вызвав много откликов из
частей армии и высокую похвалу начальства. Поповкину позвонил даже
генерал-лейтенант Трофименко и сказал добрые слова в адрес редакции.
Поповкин, говорили мне потом, что при разговоре с командармом чуть не
потерял дар речи, а я несколько дней ходил в героях.
Через некоторое время после выхода удавшегося номера "Мужества" меня
вызвал из первого эшелона в редакцию Поповкин и приказал вместе с нашим
фотокорреспондентом Сергеем Репниковым отправиться в столицу, разыскать
завод, где работает Тоня Крупенева, и собрать материал для газеты, который
можно было бы озаглавить: "Фронт и тыл - едины", - рассказать, как, в
каких условиях московские девушки работают для фронта.
Сергей Репников, высокий, краснолицый, с орлиным взглядом и горбинкой на
носу, был по профессии кинооператором. На фронт призван из Москвы и
воспринял поручение редактора как награду. В Москве у него жила семья, он
копил для нее продукты (экономил дополнительный офицерский паек). И мне он
посоветовал кроме продовольственного аттестата запастись продуктами
(Репников хорошо знал, что москвичи жестоко голодали).
До Валдая мы добрались на попутных машинах, а там сели на товарный поезд...
Не помню последовательности событий, однако мы разыскали небольшой
заводишко, приспособленный во время войны под расточку корпусов мин. Там
работали девушки, подростки, старики. С Тоней встретились у ее станка. Она
была в фуфайке, валенках, пуховом платке. Показалась совсем не столь
симпатичной, как выглядела на фотографии, - чумазая, тощая, с
заострившимися от недоедания чертами лица. Другие девушки выглядели не
лучше. Я стал записывать имена и фамилии девушек, брать у них интервью.
Расспрашивал старика-мастера о технологии изготовления мин, условиях
работы. Репников же был в растерянности: "Не тот антураж, не то
освещение", - сетовал он, щелкая затвором фотоаппарата.
Потом поехали к Тоне домой на Ярославское шоссе, чтобы еще
сфотографировать ее в кругу семьи. Жила она в деревянном доме, на втором
этаже в коммунальной квартире. Нас встретила только что вернувшаяся с
фабрики "Большевичка" ее мать, Нина Васильевна. Она очень всполошилась при
нашем появлении, полагая, видимо, что нам надо будет предоставить ночлег и
чем-то покормить нас. Кинулась на кухню кипятить чайник, Тоня закрылась в
ванной, а мы с Сережей осматривались в единственной их комнате. Я тут же
опустошил свой рюкзак, выложив на стол банки с американской свиной
тушенкой, именовавшейся тогда "второй фронт", сливочное масло, сахар,
галеты, сухари, две плитки шоколада - все, что получил авансом на две
недели вперед для себя и что сумел "сгрести" у коллег по редакции. В это
время зашла в комнату Нина Васильевна, неся морковную заварку вместо чая и
тарелку с розовым свекольным суфле. Увидев на столе продукты, она чуть не