"Сати Спивакова. Не все " - читать интересную книгу автора

небес". Папа тогда ответил: "Вот и оставайтесь на небесах, а я сойду на
землю". Положил палочку и ушел. И спустя годы Володе бросали обвинение: ты
на пьедестале только благодаря нам. Например, кто-то был недоволен, что на
афише американских гастролей "Виртуозов Москвы" - портрет одного Спивакова.
На что импресарио ответил, что продать он может только Спивакова, а оркестр
без Спивакова - нет.
В Москве мы привыкли чувствовать себя в эпицентре событий. На вопрос,
зачем мы уезжаем, Володя отвечал, что ему надо сохранить оркестр и
полученный в Испании контракт - небывалая удача. Оркестр выезжает под
патронаж Королевского дома Испании. Поэтому в Москве выливалось такое
количество кипятка от зависти... Я помню наш приезд в Испанию: несколько
автобусов со всеми членами семей оркестрантов, чадами и домочадцами.
Астурия - маленькая провинция, оживающая на три дня в году, когда в
столице - городе Овьедо вручается знаменитая на всю Испанию премия принца
Астурийского. Остальные 362 дня там тихо, пусто и скучно. И все чужое. Когда
мы приехали, нас ждал банкет с множеством детей испанской войны, которых в
свое время приютил СССР. И профессор университета, говорящий по-русски,
произнес тост со слезами на глазах: "Сегодня великий для меня день, потому
что в 30-е годы Россия приютила нас, несчастных детей, бежавших от войны.
Теперь мы отдаем ей долг, принимая гонимых музыкантов". Я почувствовала, что
нас считают беженцами и политическими эмигрантами.
Мы уехали из своей маленькой, уютной, чудной квартиры на улице
Неждановой и попали в городок Хихон, где надо было найти и снять казенную
квартиру с чужой мебелью, чужими запахами. Я не понимала, во имя чего я
приношу эту жертву. Каждое утро я выходила в красивый сад у нашего дома и
мне казалось, что я - в чужом сне, который снится кому-то другому. Красивый,
тихий, сытный кошмар с чистым воздухом. Северная Испания - это дикая
сырость, в Хихоне сырело все - сумки и ботинки покрывались пятнами, простыни
оставались постоянно волглыми. "Виртуозы" продолжали концертировать, а семьи
поселились в двух городках на виду друг у друга. Я быстро выучила испанский
язык. В Мадриде появилось несколько друзей. В Хихоне и Овьедо меня
приглашали на какие-то женские чаепития, где я не понимала, о чем говорить с
этими женщинами, смотрящими на меня с неким любопытством, как на диковинную
птицу. Когда в России случился путч, но через два дня все обошлось и "слухи
о нашей смерти оказались резко преувеличены", устроили концерт в поддержку
демократической России. Приехали принц Астурийский Филипп и его сестра
принцесса Елена. Испанские дамочки, заглядывая мне в лицо, спрашивали: "Ты
счастлива?" А мне не было от чего испытывать счастье при исполнении
коронационной мессы с не самым лучшим хором. Я понимала, что мой муж принес
очередную жертву, сделал сальто-мортале и вывез из России целый самолет
людей лишь ради того, чтобы не разлучать оркестр. Но все обернулось иначе.
Пожалуй, последним счастливым аккордом был 1000-й концерт "Виртуозов
Москвы" в Большом зале Консерватории, когда все забавлялись и музицировали с
удовольствием. Редкими островками единения и счастья были поездки в Россию.
А работа в Астурии, когда я видела, как все рыщут в поисках вакансий в
других оркестрах, разрушила все иллюзии. Я понимала, что музыканты
воспринимают отъезд как трамплин к другой жизни, и только Спиваков продолжал
верить в существование идеальной модели коллектива единомышленников.
Многие музыканты стали по одному уходить в испанские оркестры, где
предлагались совершенно другие зарплаты. Каждого ушедшего нужно было