"Александра Созонова. Полдень Брамы " - читать интересную книгу автора

бездействием и немотой. Порой он не только толчется и топчется, но и,
отчаявшись, толкает на странные поступки. Как того японца. Крепко врезался в
память художник-японец, расстеливший однажды на мостовой квадрат холста и
сиганувший на него с 17-го этажа. Получилась картина. Предел
самовыражения...

Сегодня приходили девочки от Георгия. Узнать, не заболел ли - так долго
не прихожу на общение. Как славно жить без телефона: будь он у меня, они
позвонили бы еще неделю назад, и пришлось бы объяснять, путаясь и запинаясь,
стараясь никого не обидеть, и тем не менее непоправимо обижая, отчего я не
могу больше приходить к ним. Без телефона объяснить это легче.
Они сразу, как я и ждал, встопорщились и каждое слово против Георгия
воспринимали как личный, смертельно оскорбительный выпад. Я подбирал слова.
Стелил очень мягко. Почти с благоговением, принятым в их среде. Ни слова о
тщеславии, гордыне, - упаси Боже! - о безднах... Георгий - солнце, сердце.
(Раскрытая четвертая чакра, анахата - это уже по теософской привычке отмечал
про себя.) Все стекается к нему в общине, и все от него берет начало. Но
отчего многие приходящие спустя какое-то время уходят? Остаются единицы, в
основном женщины без мужа и детей, обретающие здесь семью, а в Георгии -
объект для любви и заботы. Оттого что Георгий ограничивает - своим умом,
талантом, богословскими изысканиями, - нельзя хоть в чем-то состязаться или
быть вровень с ним, это всегда пресекается, очень мягко, но пресекается,
слово его и мнение - всегда последние, беспрекословные. И склонные к
мышлению и творчеству мужики уходят - на свободу. Хоть и с болью уходят:
совместная молитва, трапеза по типу первохристианских, духовное причастие,
братско-сестринская нежность и забота - это очень много и очень редкостно в
нашем мире, но... свобода дороже. Честнее. И супружеские пары уходят -
строить тепло и совместные молитвы в своей семье, изнутри. Конечно, уходят
уже не такими, какими пришли, и даже недолгое пребывание в общине меняет
человека, обогащает его, конечно, все это не зря...
Девочки принесли яблочный пирог и утюг. Видно, в достаточно
неприглядном, неухоженном виде я всегда являлся к ним. Утюга у меня
действительно нет, они угадали. Старый сломался, а новый уже не купишь. Я
попросил их забрать все это назад. Они гордо и горько отказались. Ну хотя бы
утюг заберите! Он пригодится кому-нибудь из вновь прибывающих холостых
братьев... Они выходили в прихожую, старательно отворачиваясь от меня и от
принесенных пакетов, которые я неуклюже тащил за ними.
Больно обижать людей: накалываешься на отраженную от них, причиненную
им тобой боль. И она крутится внутри кочующей пулей. Больно, стыдно,
тошно... Но что я мог сделать? Заплакать, покаяться, отказаться от своих
слов?
Я извинялся, но это было мелко, они не слушали.
Замечательные девочки. Не совсем девочки: одной тридцать два, другой
тридцать пять, но это не важно. Не раз у меня вспыхивал нехороший вопрос:
кому они служат на самом деле, Богу или Георгию? Кто важнее и больше для
них, Христос или их "брат и отец"? Но вот же - они и ко мне пришли, и я для
них брат, не только Георгий...
Я чуть не плакал, когда за ними захлопнулась дверь. Крепко сроднился за
два года. И для меня их община стала семьей, ибо я - одинокий мужчина без
жены и детей, они мои сестры, я люблю их, и Георгий брат мой. Мука моя.