"Александра Созонова. Если ты есть " - читать интересную книгу автора

беспокоили, щекотали брови и ноздри, мешали укутаться в сон.
- ...Роды я испытала. Знаю, что это такое, - рассказывала соседка. -
Выкидыш был на пятом месяце, все равно что роды. Я тогда замужем была. Я
родов с тех пор боюсь. Мне надо памятник поставить за терпеливость: ни разу
не вскрикнула. А на соседней кровати девица ела. Представляешь, я мучаюсь, а
она ест! Я ее возненавидела. Не знаю, может, и решилась бы сейчас, если б
тогда не натерпелась. И никому до тебя дела нет: врачи - мимо, сестры -
мимо. Умрешь, никто не заметит. Говорят, сейчас платные роддома будут - хоть
условия человеческие создадут...
В дальнем углу сада под кустом красной смородины была зарыта
поллит-ровая банка со свернутой в рулон фотографией. На фото - Колеев,
вполоборота, с бокалом в руке, светлый. Похожий на Рембрандта в автопортрете
с Саскией на коленях. Растрепанная пьяная борода. Вместо Саскии вокруг такие
же полувеселые-полубессмысленные лица приятелей и подруг.
То место на фотографии, где у Колеева сердце, проткнуто иглой.
Симпатическая магия - так, кажется, называется, когда, уничтожая часть
ненавистного тела (волосы, ногти), или терзая изображающую его восковую
куклу, или подсыпая в следы толченого стекла, или выливая туда же
менструальную кровь, - сживают со света, наделяют коростой и параличом либо,
напротив, влюбляют в себя до потери самосознания.
В полночь, в день рождения Колеева - исполнялось ему сорок три года,
как всегда, в шуме и звоне толпы людей и толпы бутылок, - Агни сожгла его
волосы, черно-седые клочки бороды, собственноручно когда-то остриженной и
хранимой затем в клочке газеты, и проткнула бумажную грудь иголкой. Никаких
соответствующих случаю заклинаний она, конечно, не знала. Впившись взглядом
в бумажные ласковые глаза, запинаясь от ненависти и надежды, она
пробормотала что-то вроде: "Если ты оборотень, не живой, - сгинь. Сгинь,
хватит с тебя, не нужно больше. Если ты человек - пусть проснется в тебе
боль совести". "Боль" - протыкая иглой, представляя себе его живое сердце,
неуловимое, предательское. "Сгинь"... "Если ты человек - заплачь, пробудись,
очнись".
Соседка сходила к себе на кухню. Переговорила с рабочими. Принесла две
узкие чашки с горячим кофе. Агни не решилась пить кофе в гамаке - не
спугнуть бы тонкий, едва устоявшийся сон младенца, - и соседка выпила обе,
присев на порог.
Курила, поглаживая загорелые, крепкие колени.
- ...Если уж рожать, то до тридцати. После так привыкаешь сама к себе,
что трудно представить, что кто-то будет претендовать на тебя еще... Я тоже
недолго замужем пробыла. Полтора года. Вроде совсем мало, а вот заставь меня
сейчас с кем-нибудь полтора года изо дня в день в одной квартире прожить -
не смогу. Запахи чужие, вещи какие-то чужие раскиданы будут. А споры по
мелочам: что купить, кого сварить, куда летом поехать! Носки грязные... Я и
родственников своих, когда приезжают, дольше пяти дней не выдерживаю. Так
сразу и объясняю им... Иной раз такое отвращение испытываешь к человеку -
хочется превратить его в паука и подошвой по земле растереть. Честное
слово! - Она доверчиво расширила страдальчески-пустые глаза. - Брр!.. Нет
уж, лучше одной.
Агни хотела бы превратить в паука Колеева.
Он и так немножко смахивал на паука - сутулый, длинноногий, с
выпирающими сочленениями конечностей.