"Дидо Сотириу. Земли обагренные кровью " - читать интересную книгу автора

на лоб и стал его успокаивать:
- Ложись, Христос, поспи. Не бойся, я рядом с тобой.
Я пододвинулся к нему, чтобы он почувствовал мою близость. Он прижал
свои леденеющие ноги к моим, вздрогнул несколько раз и умер! Я хотел позвать
на помощь. Несколько раз открывал и закрывал рот, но голоса не было! Хотел
подняться, но вскоре я провалился в небытие, будто меня опоили наркотиком.
В лихорадочном сне передо мной явились двое стариков. На цыпочках,
держась за руки, они приближались ко мне. Сначала я не мог понять, кто это,
они виделись мне в каком-то тумане. Но затем я узнал их. Это были отец и
мать Христоса Голиса.
- Тс-с! - они приложили пальцы к губам. - Не шуми, разбудишь нашего
мальчика.
Тут я проснулся, сел. Вспомнил, что Христос умер. Я сидел,
раскачиваясь, словно плакальщица, и растирал затекшие ноги. Через щель в
двери пробивался свет. Значит, солнце уже взошло. Я смотрел на полоску
света, в которой, словно микроскопические шары, крутилась пыль. Голис умер!
Умер! Умер! Я снова и снова всматривался в его лицо, продолжая
раскачиваться. Не знаю почему, я вдруг вспомнил тетушку Стиляни, которая
одевала мертвецов в саваны; она вечно ходила беременной от своего
мужа-гуляки и никогда не могла досыта накормить своих детей. Когда у моей
матери умирали дети, тетушка Стиляни приходила одеть их, смотрела на них с
завистью и говорила:
- О! Какой красивый покойничек! Был бы это мой!
Мертвый Христос был страшен, и все-таки я с нетерпением ждал своей
очереди навсегда закрыть глаза, чтобы избавиться от мучений. Я провел рукой
по лбу, глазам, губам Христоса. Может быть, я ошибся? Может, он еще жив?
Может, у меня бред и потому я вижу вокруг мертвецов? Но нет, Христос
действительно был мертв, он умер вчера вечером. Словно предчувствуя конец,
он попросил меня: "Расскажи мне что-нибудь, Манолис, развей мои грустные
мысли". И я стал рассказывать. "Помнишь Эльвиру? Мы слушали ее в Смирне.
Какой задушевный голос у нее, правда? Если бы она спела сейчас, мы бы,
пожалуй, ожили! Молчишь? Я знаю, какое пламя сжигает тебя. Сохрани этот
огонь, он тебе пригодится. Ты говори, как я: "Буду жить, мерзавцы! Я буду
жить, вы меня не убьете!"
Глаза Христоса были закрыты, но он улыбался! Я был уверен, что он
улыбался, потому, что он раза два-три похлопал меня по руке, словно говорил:
"Расскажи еще что-нибудь, расскажи..."
Я понял, что ему легче, когда я говорю, и продолжал рассказывать.
Нечего скрывать, я сам нуждался в ободрении.
"Когда мы вернемся в деревню, Христакис, я помогу тебе достроить дом. Я
принесу тебе самые лучшие цветы из нашего сада, и ты разобьешь красивый
цветник. Женщины очень любят цветы. Ты старший сын в семье, а твой отец не
бедняк и не скряга. Он устроит тебе богатую свадьбу. Козмас всех оповестит.
Даже русалки из наших озер придут на твою свадьбу... И плотник Янгос придет,
поможет сбить временные столы человек на сто. Только не из серебристых
тополей. Нет, не из серебристых тополей! Видишь, они стоят в ряд, как гробы,
хоть на них и появились молодые побеги, склонившиеся над нами, словно злой
рок... Из ореха, что растет у нас в горах, делают красивые кровати. И ты
сделай свое супружеское ложе из ореха. Моя мать рожала семнадцать раз и
раньше времени состарилась, увяла. Мы будем добрее к нашим женам, будем