"Дидо Сотириу. Земли обагренные кровью " - читать интересную книгу автора

Я опрокинул рюмку ракии, подумав немного, начал:
- Послушай, Михалис, мы не банк и не держим всегда денег наготове,
чтобы отдать их тебе. И мы не можем наспех - а значит, за бесценок - продать
твою часть. Но раз уж ты, рискуя жизнью, приехал, мы постараемся - если все
согласятся - занять небольшую сумму, чтобы ты не уехал с пустыми руками.
Между тремя братьями разгорелся спор из-за суммы. Михалис требовал
пятьдесят лир, а братья соглашались только на десять, да еще с вычетом
процентов - ведь деньги придется взять в долг. Дело чуть не дошло до драки.
- Успокойтесь! - остановил их я. - Грызетесь, будто у вас денег
столько, сколько у господина Шейтаноглу, и вы никак не можете их поделить!
Что вы раскричались! Всех соседей переполошите!
- Они нарочно кричат, чтобы услышали жандармы и забрали меня, а им
осталась бы моя доля! - сказал Михалис.
Братья схватились за стулья.
- Подлец!
Я стал между ними.
- Одумайтесь! Что вы делаете! Садитесь, обсудим все как братья, а не
как звери. Никто не останется в обиде. Михалис в трудном положении. Мы
должны ему помочь, чужбина все равно что каторга. Ведь не разоримся мы, если
одолжим десять-двадцать лир. Проценты заплачу я. Все скоро изменится,
Михалис вернется домой, и тогда мы мирно поделим наследство...
В глазах матери заблестели слезы, губы ее дрожали.
- Благослови тебя бог, сынок, - прошептала она чуть слышно.
Все успокоились и легли спать. Через три дня черной, страшной ночью
Михалис уезжал. Я пошел проводить его и помочь найти верного лодочника.
Когда я вернулся домой, был уже полдень. Я был расстроен и падал от
усталости, но все-таки отправился в поле. Ко мне подошел Георгий.
- Я не помню ни одной семейной ссоры, которая не ложилась бы на твои
плечи, - сказал он. - Но никто не хочет этого замечать.
- А кто тебе сказал, что мне нужно, чтоб замечали? Мои плечи еще
достаточно крепки.

РАБОЧИЕ БАТАЛЬОНЫ

V

Рано утром на главной улице нашей деревни появился глашатай Козмас,
высоченный двухметровый мужчина с выпученными, как у верблюда, глазами; в
руках у него был колокольчик, тяжеленный, как колокол. Люди, еще не успев
умыться, выскакивали из дверей, высовывались в окна. Холодок закрался в
сердца греков. Что понадобилось глашатаю в такую рань? Что он скажет?
Козмаса любили и греки и турки. У него был свой особый способ
возбуждать в людях любопытство, приводить их в волнение, заставлять их
плакать или смеяться - в зависимости от того, что он сообщал. Не только
сообщения о предстоящих свадьбах или поминках, но даже чтение новых
государственных указов и законов он сопровождал прибаутками, пословицами,
шутками. (Когда-то он был певчим в церкви, потом пел в кафе. Тут он страстно
влюбился, женился, стал степенным человеком и пошел в глашатаи.)
В то осеннее утро 1914 года лицо Козмаса было мрачным, а голос у него
был глухим, невнятным, он запинался на каждом слове, как заика.