"С.П.Сомтоу. Валентайн ("Вампирский узел" #2) " - читать интересную книгу автора

Хорошо, думает он. Хорошо забыть, как это - быть человеком. Снова
вернуться в лес.
Он крадется по дорогому персидскому ковру, залитому вином. Откуда-то
сверху доносится пьяный смех. Очередная комната. Одалиски-хористы хихикают,
раскрашивая лица по-женски. Другая комната абсолютно пуста - только медная
ванна в центре, и в ванне - обнаженная женщина с недовольным лицом. Коридор
с мраморными бюстами и разломанными статуями - наверное, из разграбленных
храмов древних. Комната, завешанная потертыми гобеленами с изображением
деяний святых и грешников. Массивный бронзовый Юпитер смотрит из ниши, и
вампир по старой привычке вымяукивает молитву на полузабытом языке.
Он слышит, как за занавеской тихонько поет мужчина. Поет для себя,
вполголоса. Miserere mei. Та же мелодия, которую напевал Гульельмо, когда он
впервые его услышал. Он подныривает под тяжелый бархат. Входит во внутренние
покои. Здесь Караваджо. Он пишет картину. Огромный холст занимает почти весь
угол. Комната освещена множеством ароматных свечей - как в церкви. Холст
темный, освещены только фигуры на переднем плане. Он видит апостола Матфея,
который лежит на земле и которого сейчас убьют. Убийца склонился над ним.
Мальчик чуть сбоку кричит от ужаса, а наверху, в кружащем вихре - ангелы.
Они наблюдают, их лица бесстрастны. Остальные фигуры - пока еще затененные
черновые наброски.
Караваджо весь погружен в работу. Хотя ясно, что боль в раненой руке
причиняет ему страдания. Он не слышит ни извращенных стихов Тассо, ни
бряцания теорбы, ни пения хориста, не попадающего в такт. Он полностью
сосредоточен. Он кладет мазки ловким, умелым движением кисти, работая над
одним небольшим участком - лицом кричащего мальчика, - добивается нужного
тона кожи едва уловимыми изменениями оттенков.
Он так и не переоделся, и кровь из раны по-прежнему каплет на мрамор.
Кровь стекает на палитру и мешается с красками. Он кривится от боли. Но его
рука с кистью движется плавно и без напряжения; движется по холсту в такт
потаенной незримой музыке, которою мальчик-вампир почти слышит, - рваной,
изломанной музыке Карло Джезуальдо, музыке ада - ада, сотворенного Богом.
Горячая кровь будит голод. В образе кошки он устремляется к вожделенной
добыче. Его лапы скользят по мрамору, и вот его кошачий язычок вновь
погружается в кровь. Кровь течет в нем, как пламя. Кровь согревает его,
создавая иллюзию жизни. Он тихонько урчит.
Словно сквозь сон, художник говорит:
- Почему ты стоишь у меня за плечом? Ты пришел за мной? Кто ты? Ангел
смерти? - Иллюзия не работает. У этого человека есть дар прозревать его
истинный облик. Тот же дар, который сделал его художником. Тот же дар,
который свел его с ума.
- Нет, сер Караваджо. Я не ангел смерти. Меня зовут Эрколе Серафини. Я
decani сопрано в папском хоре. - И только когда он произносит эти слова, он
понимает, что теперь это станет его новой личностью - на какое-то время. Мир
стал просторнее, больше. Мир стал более человеческим. И ему нужно пока
оставаться в этом замкнутом микрокосме. Пока он не научится новым
правилам. - Друзья называют меня Эрколино, - добавляет он.
- Такой красивый, что это страшно. Красота, наводящая ужас. Но твои
глаза говорят больше, чем губы. Ты не просто очередной певчий мальчик дель
Монте, подобранный в грязи, купленный за гроши и оскопленный
цирюльником-мясником. Я тебя видел во сне. - Художник воодушевляется. Его