"Орест Михайлович Сомов. Сказки о кладах" - читать интересную книгу автора

обороте; лишь только она поравнялась со мною, я ударила ее изо всей силы
вдоль головы, по самому гребню; курицы не стало, а передо мною рассыпались
крупные и мелкие серебряные деньги...
- Все это так,- молвил майор, перервав повесть капрала,- да дело у нас
идет не о таком кладе, который сам является, а о таком, который надобно
отыскивать под землею.
- За мною дело не станет, ваше высокоблагородие; вся сила в том, как
положен клад, с заговором или без заговора?
- Почему ж я это знаю? А надобно готовым быть на всякий случай. Так
положим, что наш клад заговорили, когда зарывали в землю.
- И тут я могу пригодиться вашему высокоблагородию. Лишь была бы у нас
разрыв-трава или папоротниковый цвет.
- Вот то-то и беда, что нет ни того, ни другого. Скажи мне по крайней
мере, где водится разрыв-трава и как добывается папоротниковый цвет?
- Разрыв-трава водится на топких болотах, и человеку самому никак не
найти ее, потому что к ней нет следа и примет ее не отличишь от всякого
другого зелья. Надобно найти гнездо кукушки в дупле, о той поре как она
выведет детей, и забить дупло наглухо деревянным клином, после притаиться в
засаде и ждать, когда прилетит кукушка. Нашедши детенышей своих взаперти,
она пустится на болото, отыщет разрыв-траву и принесет в своем носике; чуть
приложит она траву к дуплу, клин выскочит вон, как будто вышибен обухом; в
это время надобно стрелять в кукушку, иначе она проглотит траву, чтоб люди
ее не подняли. Папоротниковый цвет добывать еще труднее; он цветет в одну
только пору: летом, под Иванов день, в глухую полночь. Если ваше
высокоблагородие не поскучаете, я расскажу вам, что слышал от одного
сослуживца, гусара, который сам, с отцом своим и братом, когда-то искал
этого цвета в молодости, еще до службы.
- Рассказывай смело; я рад тебя слушать хоть до рассвета.
- Помните ли, ваше высокоблагородие, нашего полку гусара, Ивана
Прытченка? Он был лихой детина: высок ростом, статен, силен и смел,- хоть на
медведя готов один идти... Смелостью и в могилу пошел. В первую Турецкую
войну, помнится, под Браиловым, один басурманский наездник выскочил из
крепости, вихрем пронесся по нашему фронту, выстрелил из обоих пистолетов и
стал под крепостными стенами; там, беснуясь на своем аргамаке, браня нас и
подразнивая, он вызывал молодца переведаться. Прытченко стоял подле меня;
видно было, что его взорвало басурманово самохвальство: он горячил своего
коня и вертелся в седле, как на проволоке. Вдруг, оборотясь ко мне, он
вскрикнул: "Благослови, товарищ",- и не успел я дать ответ, уж вижу, наш
Прытченко летит стрелою на басурмана, доскакал и давай саблею крошить
неверного. С третьего удара, смотрим - турок как сноп на землю, а удалый наш
товарищ, схватя его коня за повода, оборотился назад... и в то же время -
паф! Турецкие собаки пустили в него ружейный огонь со стены. Добрый конь
вынес его из этого адского огня, добежал до фронта, хотел стать на место - и
упал. Тогда только мы заприметили, что конь и ездок были изранены. Я
соскочил с седла, хотел подать помощь бедному товарищу и вынести его за
фронт... Поздно! он уже выбыл из списка! Славный, храбрый был гусар и добрый
товарищ: последними крохами, бывало, поделится с своим братом! Упокой,
господи, его душу!..
Капрал вздохнул и поднял глаза кверху. Голос его изменился к концу
рассказа, и блеск свечи бегло мелькнул на влажных его ресницах. Старый