"Орест Михайлович Сомов. Почтовый дом в Шато-Тьерри" - читать интересную книгу автора

разом на все вопросы, к которым они могли бы подать повод, я охотно расскажу
вам ту часть происшествий моей жизни, которая касается собственно до
знакомства моего с Вильгельминой и женитьбы моей. Мы обедаем поздно. До того
времени не угодно ли вам прогуляться со мною в нашем саду; там я расскажу
вам мою повесть.
Само по себе разумеется, что я от этого не отказался. Мы пошли в сад, и
там, посадя меня на скамью в беседке из виноградных лоз и сев подле меня,
хозяин мой рассказал мне следующее.
- Кажется, лишнее было бы вам рассказывать, что я родился в здешнем
городе и в этом доме. Отец мой, которого вы видели, дед мой и прадед были
содержателями почтового дома, и может быть, я никогда бы не изведал другого
состояния жизни, если бы сильные политические наши потрясения и следовавшее
за тем правление Наполеона не преобратили порядка многих вещей, не говоря
уже о незаметном существовании человека частного.
Я воспитывался в одном из Парижских училищ, когда наступила моя очередь
по конскрипции идти в военную службу. Я был один сын у моих родителей; отец
мой печалился, мать умерла с тоски скоро по вступлении моем в ряды воинов.
О службе моей скажу вам только, что я был в ней довольно счастлив. Два
или три дела, в которых удалось мне отличиться, доставили мне скоро
офицерский чин и орден почетного Легиона. С этим уже готовым запасом для
будущих успехов отправился я в поход 1812 года.
Когда счастье развелось с военною славой Наполеона, то есть когда мы
ушли из России и беспрестанно почти отступали по Германии, мне случилось
тогда стоять в одной небольшой деревушке близ Люцена. Я был уже капитаном.
Квартира отведена мне была в доме мельника, на выезде из селения и несколько
поодаль от прочего жилья; всякий день я ходил к нашему полковнику, жившему
на другом конце селения; и всякий день видел под окном одного опрятного
домика прекрасную белокурую девушку лет пятнадцати, с большими голубыми
глазами, с умильным, простодушным взором. Я всегда кланялся этой молодой
красавице, и она с улыбкой мне откланивалась. Не зная почти ни слова
по-немецки, я не мог говорить с нею, и знакомство наше ограничивалось одними
поклонами. Однажды шел я поздно вечером от полковника; было очень темно; я
переходил полое пространство, лежавшее между селением и моей квартирой.
Вдруг послышался в стороне дикий, пронзительный крик, почти не похожий на
голос человеческий. Я бросился в ту сторону и при помощи потайного фонаря,
который всегда носил я по ночам, увидел двух солдат нашего полка, тащивших
какую-то женщину. Вы знаете, сударь, что при Наполеоне французские солдаты
многое себе позволяли в военное время, особливо в отношении к мирным жителям
занимаемых, ими мест в чужих государствах, и что офицеры должны были отчасти
смотреть на это сквозь пальцы; но я всегда старался удерживать наших солдат
от подобных беспорядков, особливо от грубых поступков с женщинами. Так и в
этот раз я подошел с обнаженною саблей к двум нашим повесам и говорил им,
что изрублю их, если они не отпустят бедную, испуганную женщину. Негодяи
покинули ее и убежали, а я навел фонарик на женщину, которая стояла передо
мной, сложа руки и потупя глаза в землю, и дрожала всеми членами. Я подошел
к ней поближе; она взглянула на меня... Вообразите себе мое удивление и
радость! Это была та милая девушка, с которой я каждый день менялся
поклонами. Я хотел ободрить ее, заговорил с нею, ломал кое-как слова на
немецкий лад; но она, казалось, ничего не понимала, хотя из умильных ее
взглядов и заметно было, что она желала б изъявить мне