"Сергей Михайлович Соловьев "Петровские чтения"" - читать интересную книгу автора

враждебными народами; науку можно получить только из-за моря, надобно
призвать иностранных учителей, как уже хотел царь Иван. Но тут великая
опасность: эти учителя - иноверцы; как будут учиться у них русские
православные люди? Учиться - ведь это значит признать превосходство
учителя, подчиниться ему, верить ему, делать так, как он велит, как сам
делает, подражать ему. Какое страшное искушение: подчиниться влиянию
учителя во всем, исключая одного - веры.
Решено было, что иноверные учителя опасны и потому лучше послать
русских людей учиться за границу, чтобы они по возвращении стали учителями
в своей стране. Понятно, что опасность не уменьшилась: русский человек,
лишенный влияния народной среды, совершенно предавался чуждому влиянию.
Никто из отправленных не возвратился.
А между тем движение началось. И где же? В самой Церкви. Явилась
типография:
она должна была прежде всего послужить Церкви, распространить церковную
книгу; явилась важная выгода: книга выходила не из частных рук, не из рук
переписчика, который мог внести в нее ошибки вольные и невольные; теперь
книга должна была выходить под надзором церковного правительства. Но для
того чтобы книга напечатана была правильно, нужно было напечатать ее с
исправной рукописи, для чего нужно было собрать рукописи, сравнить,
выбрать лучшую, сличить с греческим подлинником, но для этого нужно было
знание, а знания-то и не было. Люди, по-видимому, знающие, которым было
поручено дело исправления, уличены были в незнании, в искажении вместо
исправления.
Нужно было вызвать исправителей из-за границы, разумеется,
православных, т. е. греков или ученых монахов из Западной России, которая
вследствие борьбы с католицизмом ранее Восточной завела у себя школы.
Исправители были вызваны, начали исправлять по-своему, и раздался вопль:
чужие переменяют веру, велят творить крестное знамение не так, писать и
произносить самое священное имя не так, портят книги, по которым молились
отцы, по которым молились святые и спаслись. Вопль пошел от старых
учителей, от прежних исправителей книг, которые были оскорблены
обвинениями в невежестве, в искажении книг. Но стоило только раздаться
словам, что вера в опасности, веру переменяют, как слова эти нашли сильный
отзыв, тем более что движение к новому уже началось в разных сферах, новые
обычаи бросались в глаза уже по тому самому, что были редки еще и ярко
выделялись, сильно раздражали.
Явились ревнители, которые провозгласили, что последние времена
приближаются, что надобно стать и помереть за веру, за неизменность того,
что предано свыше и потому должно остаться неприкосновенным: "Аще я и не
смыслен, гораздо неученый человек, да то знаю, что вся. Церкви от св[ятых]
отец преданная, свята и непорочна суть; держу до смерти, якоже приях, не
предлагаю предел вечных: до нас положено, лежи оно так во веки веков"3.
И так как ревнители старины действительно готовы были подвергнуться
всем лишениям, страданиям и смерти, то производили сильное впечатление и
увлекали многих. Явился раскол: часть русских людей отвергла авторитет
Церкви, необходимым следствием чего было разделение отпадших на множество
толков.
А между тем движение шло и с другой стороны; мысль была возбуждена
религиозными вопросами; люди с возбужденною мыслию просиживали в Москве