"Сергей Михайлович Соловьев "Петровские чтения"" - читать интересную книгу автора

древней мысли, древней философии, отнеслась с вопросом и допросом к
результатам господствовавшего в их древней истории чувства, религиозного
чувства, откуда произошло сильное религиозное движение, сильная
религиозная борьба, разделившая Европу на два враждебных лагеря -
католический и протестантский. Мы видели, что часть западноевропейских
народов сохраняет и упорно отстаивает старые верования, старые формы
церковного строя и утверждается в этом крайностями нового начала,
крайностями движения мысли, ее разлагающего, отрицательного движения.
После возбуждения вопроса о злоупотреблениях латинской Церкви очень скоро
возникают учения, стремящиеся нарушить не только церковный, но и
общественный строй; разнузданная мысль в своем отрицательном движении
пробегает от Лютера до Мюнцера и от Мюнцера до анабаптистов. Такая
крайность вызывала противодействие, реакцию со стороны католицизма,
которые в свою очередь дошли до крайностей, произведя орден иезуитов.
Никаких соглашений, никаких уступок новому началу, новым требованиям; все
правильно, все безукоризненно, нечего переменять; и Божия правда, и
человеческая ложь одинаково неприкосновенны; да будет так, как есть, или
да не будет (sit ut est, aut non sit), написал католицизм на своем знамени
в ответ на протестантские требования, на протестантские укоризны; и были в
Западной Европе целые страны, которые остались верны этому знамени, обвели
около себя магический круг, отчурались от всякого участия в новом
движении, от всякого участия в служении новому началу:
так поступили народы Пиренейского полуострова, знаменитые католическим
старообрядством.
Но если при движении, вызывающем к переходу из одного возраста в
другой, так сильно обнаруживается у народов отвращение к этому переходу,
так сильно обнаруживается страх пред болезненным переворотом, так
невыносима бывает тоска при этом, которую можно объяснить тоскою по
родине, овладевающею многими людьми, решившимися в первый раз переступить
порог отечества, войти в новый, чужой мир; если целые народы решаются
заглушить в себе, выжечь костром инквизиции всякую попытку мысли
потребовать отчета у существующего, освященного веками, изменить здесь
хотя единую букву и если такое решение оправдывается крайностями нового
направления, ведущими к односторонности, нарушающими гармонию духовной
жизни, то самый естественный вопрос в устах человека, не знающего
подробностей нашей истории: "Неужели переход русского народа из одного
возраста в другой, из древней истории в новую совершился без болезненных
явлений, без сопротивления, без борьбы? Неужели все с веселым сердцем,
безбоязненно отправились в новый путь, в неведомый мир? Неужели все
выслушали с сочувствием, по крайней мере равнодушно вызов: свое дурно,
чужое хорошо? Неужели при той резкой вероисповедной границе, которую
русские люди провели между собою и западноевропейскими народами и которую
так ревниво охраняли, не щадя ничего, никому не пришла в голову страшная
мысль, что при тесном сближении с иноверными народами эта священная
граница может быть нарушена?" Всем известно, как отвечает на эти вопросы
наша история.
Задолго, почти за сто лет до начала преобразовательной деятельности
Петра Великого, уже идет совещание у царя Бориса с духовенством и
вельможами; предлагается трудное, но необходимое дело: надобно ввести
науку, потому что без нее Россия бессильна, беззащитна перед другими