"Владимир Солоухин. Мать-мачеха" - читать интересную книгу автора

Человечество... будет... божиться... моим... поколеньем...
Потому, что мы сделали... все... что мы были... должны...
Перед памятью... нашей... будут... вставать... на колени...
Исцелитель... проказы... и открыватель Луны!..

Дмитрий ждал, что этому поэту тоже будут аплодировать. Но обошлось без
аплодисментов. Недоуменно, шепотом, Дмитрий спросил у соседки:
- Почему не аплодируют?
- Здесь вообще не принято аплодировать. Здесь же не эстрада. Только в
редких случаях и очень, очень некоторым. Матвею, например.
Сзади кто-то буркнул:
- А что особенного, прямолинейные стихи!
Потом и еще читали стихи. Шло так называемое чтение по кругу. Каждый
мог прочесть одно свое стихотворение. Дмитрий испугался, что, может быть, и
его заставят читать, но взгляд председательствующей женщины скользнул мимо
Дмитрия и остановился на стоящем в проходе юноше с черной повязкой на глазу.
- Вы!
- Я сегодня не буду читать, Гера Васильевна. Весь вычитался в прошлый
раз.
- Как хотите.
Вместо одноглазого вышла пожилая уже, толстогубая, бедно и неопрятно
одетая женщина. Смиренно сложила пухлые ручки на животе и еще более смиренно
стала говорить что-то такое, из чего Дмитрий ровно ничего не понял. Только
одна строка, резкая ясностью и яркостью своей, ударила по глазам: "В траве
лежало озеро с отбитыми краями". Вот какая была эта строка.
После тихой поэтессы Дмитрий спохватился доглядеть на часы. Как все
равно что-нибудь толкнуло его поглядеть на часы именно в эту минуту. Он
рванулся было к двери. Но, вспомнив, возвратился на место и спросил у
темноволосой соседки:
- Здесь что же, каждый день бывает такое?
- Что вы?! Только по четвергам. А по средам - в "Комсомольской правде",
а по вторникам - у нас, в МГУ.
Вооружившись столь исчерпывающими сведениями, Дмитрий снова побежал к
двери, едва не сшиб в дверях хроменькую женщину с палочкой, метнулся сначала
в другую сторону коридора и, выскочив на тротуар, сначала не мог понять, где
он находится (настолько отрешился от обстановки), а поняв, бегом побежал
через площадь.
Он бежал, а мысли его, отрывочные и короткие, прыгали, как кинокадры,
если бы вдруг взбесился и закусил удила проектирующий аппарат. "Ладно... Все
к черту!.. Понял... Пойму... Эпоха... Сороковые годы... Ясно... Сжечь...
Врете!.. Врете!"
Дрожь начинала бить сильнее. Не заболел ли?
(Дмитрий не знал еще, что потрясение организма необязательно связано с
тем, что вблизи разорвался снаряд или схватился руками за оголенные провода.
Он не знал также, чем это чревато, когда некоторые душевные пласты
сдвигаются с места и начинают ползти, набирая скорость. Вопрос еще, что
откроется глазу на новом, обнажившемся месте, под оползнем. Ударят ли
источники светлой глубокой реки, в ночное ли озеро будут глядеться оранжевые
звезды, россыпь ли драгоценных камней, клеклая ли, бесплодная глина.)